Джон Норман
Предатели Гора
1. Дорога
Внезапная вспышка молнии высветила размытую за стеной ливня череду фургонов, запрудившую дорогу, и позволила мне рассмотреть выше и слева от меня, где-то в половине пасанга впереди, возвышавшийся на каменном плато постоялый двор «Кривой тарн».
— Фух, — облегчённо вздохнул мужчина шедший рядом со мной. — Осталось пройти меньше пасанга
— Вот только сомневаюсь, что у них найдутся свободные места, — устало проворчал второй.
— Тебе-то какая разница? Ты всё равно не сможешь позволить себе остановиться там, даже если бы места у них были, — осадил его первый.
— Зато сможем встать лагерем у его стены с подветренной стороны, — заметил второй, — заодно и наши животные смогут пить из их рва.
— А что нам мешает поставить фургоны в круг где угодно? — спросил первый.
Зачастую подобные группы, путешествующие вместе, во время привалов выстраивают свои фургоны в круг, вплотную друг к другу, повернув внутрь оглобли, чтобы зазоры между повозками были минимальными. Скованные между собой фургоны образуют импровизированную крепостную стенную. Тягловые животные, как и любой другой домашний скот, обычно содержится внутри такого вагенбурга. Форма такой полевой крепости не случайна, ведь круг содержит наибольшее внутреннее пространство, по сравнению с любой другой геометрической фигурой. Таким образом, внутри круглого лагеря можно разместить большее количество людей и животных, притом же числе фургонов. И что немаловажно, каждая точка окружности видима с любого места и равноудалена от центра, что облегчает оборону, например, позволяя быстро и своевременно перебрасывать резервы внутри периметра. Подобные мероприятия, кстати, не особо распространены среди южных кочевых народов, таких как тачаки, вероятно из-за огромного количества фургонов. Вставая лагерем, они устанавливают свои повозки рядами, формируя своеобразные города на колёсах. Однако, у не столь многочисленных кочевников севера, например племён аларов, такое построение лагеря является довольно типичным. При этом следует отметить, что стоянка аларов может быть весьма немаленькой, и состоять из четырёх, а то и пяти концентрических кругов фургонов.
Новая вспышка молнии разорвала мрак, и почти сразу раздался оглушающий, рвущий барабанные перепонки раскат грома. На этот раз глаза успевают выхватить болтающийся на ветру и поливаемый дождём, висящий на цепях перед воротами постоялого двора, большой деревянный знак. Предположительно, это была фигура атакующего тарна. Вот только, на мой взгляд, она больше походила на изогнувшего шею стервятника, когтистая правая лапа которого, значительно большая чем левая, была вытянута вниз, словно хватая добычу. Такие знаки перед гореанскими постоялыми дворами явление довольно распространённое, ведь грамотность среди гореан далеко не повсеместна, и многие представители низших каст просто не умеют читать.
И снова мир погрузился в непроглядную мглу. Казалось, вокруг не осталось ничего кроме шороха дождя и скрипа фургонов. Капли дождя барабанили по моему плащу, в который я укутался с головой. Я шёл на север по дороге, в этих широтах обычно называемой Дорогой Воска, однако в городах расположенных южнее она была больше известна как Виктель Ария. Фургон, в котором ехал мой дорожный мешок, и за правый борт которого я придерживался рукой, высунутой из-под плаща, прижимался к левой обочине дороги. Я надеялся, так я меньше рискую споткнуться в темноте и искупаться в одном из множества холодных потоков, стекавших с дороги в придорожную канаву. Правой рукой я удерживал плащ у шеи. Чтобы оставаться в боевой готовности, портупею ножен пришлось укоротить, и теперь эфес моего меча находился почти под левой подмышкой, естественно под плащом.
Внезапно, справа от меня, из колонны, движущейся на юг, до меня донеслись проклятия и испуганный протестующий рёв тарлариона. Потом послышались отчаянные крики, скрип дерева и пронзительный писк тормозной колодки, кожаная лента которой прижалась к железному ободу колеса.
— Прыгай! — закричал кто-то.
Следом с правой стороны дороги прилетел звук скольжения, и спустя какое-то мгновение, тяжёлый грохот опрокинувшегося фургона. Тарларион, скорее всего сбитый с ног и с толку, возмущённо визжал в своей сбруе.
Сдёрнув свой рюкзак с кузова фургона, у борта которого я держался всё это время, и, ориентируясь только на слух, пропустив следующий фургон, двигавшийся на юг, я перешёл на другую сторону дороги. Едва я оказался на обочине, как за моей спиной фыркнул тарларион. Мне даже показалось, что я почувствовал прикосновение его мокрой чешуи. Я едва успел сместиться к краю обочины и увернуться от оглобли и угла повозки. Следующая вспышка молнии позволила мне рассмотреть, завалившийся на бок фургон, лежавший в придорожной канаве. Похоже, груз, бывший в кузове, сорвало с креплений, и теперь он выпирал сквозь прикрывавший его брезент. Тарларион, как я и ожидал, тоже валялся на боку и, вытянув длинную шею, отчаянно сучил лапами в воздухе, ещё больше запутывая упряжь.
Мимо меня проскочил человек, державший в руке, прикрывая его полой плаща, тусклый фонарь. На голове мужчины была фетровая шляпа, с полей которой ручейками стекала дождевая вода. За ним последовали ещё двое. Вся троица скользнула вниз, к перевёрнутому фургону.
— Ось сломана, — сообщил тот, что держал фонарь, одному из двоих мужчин стоявших у повозки, по-видимому, вознице.
Сам я пока оставался на обочине. Что интересно, ногами я чувствовал, что край дороги был неровным. Там явно не хватало камней. Похоже, именно в этом месте колесо потеряло сцепление с дорогой, фургон наклонился, опрокинулся и полетел вниз, в канаву, утащив за собой и тяглового ящера. Можно, конечно, предположить, что покрытие дороги ослабло из-за интенсивного движения и погодных условий, вот только мне показалось странным, что трое мужчин, один из которых с зажжённым фонарём наготове, столь быстро появились на сцене. Я решил на некоторое время задержаться и понаблюдать за разворачивающимися событиями.
— Поберегитесь! — донёсся до меня сквозь пелену дождя грозный крик возницы, обращённый к троим, только что спустившимся мужчинам. — Я везу в этом фургоне свой Домашний Камень.
В слабом свете фонаря я увидел, что трое подошедших мужчин посмотрев друг на друга, отступили. Похоже, у них не было никакого желания связываться с тем, кто нёс Домашний Камень, даже притом, что их было трое против двоих. Я всё больше и больше убеждался, что передо мной дорожные разбойники, и меня бы уже не удивило, если бы я узнал, что камни были ослаблены намеренно.
— Эй, джентльмены, — окликнул я тех, кто был внизу. — Поднимите-ка фонарь.
Все дружно задрали головы и удивлённо посмотрели вверх. Их удивление стало ещё больше, когда я распахнул полы своего плаща, продемонстрировав им алый цвет моей туники.
— А теперь оставайтесь на своих местах! — потребовал я.
Они так и замерли в тех самых позах, в которых стояли. Вот теперь я мог спокойно во всём разобраться. Я был уверен, что ни одному из них даже в голову не придёт рискнуть напасть на меня.
Соскользнув вниз по откосу, я присоединился к ним. Свой рюкзак я бросил на склон, и, забрав фонарь у мужчины в широкополой фетровой шляпе, передал его товарищу водителя. Мой меч по-прежнему оставался в ножнах. На мой взгляд, особой необходимости в нём не было.
— Распряги тарлариона, — велел я вознице. — Помоги ему подняться на ноги.
Тот немедленно ушёл к передку фургона и занялся делом. Сам же я занялся подозрительной троицей, первым делом взяв за грудки их вожака.
— У вас фургон поблизости, — уверенно сказал я ему и, повернувшись к его подельникам, бросил: — Вы двое, приведите это сюда.
— Но он не на дороге, — сообщил один из них.
Рывок на себя и в сторону, подножка, и их вожак летит лицом в грязь. Не давая встать, ставлю ногу ему на спину.
— Тащите сюда фургон! — скомандовал растянувшийся на животе мужчина, двое его людей мгновенно скрылись за пеленой дождя.
— Как Ты думаешь, они вернутся? — спросил я у лежавшего на земле, но тот предпочёл промолчать.
Я пожал плечами и переместил ногу на затылок мужчины и вдавил его лицо в грязную воду. Долго ждать не пришлось. Вскоре он задергался, и стоило мне убрать ногу, забормотал: