— Вы убили его! Вы убили их всех! — крикнула надзирательница.
— Нет, не убил, — отмахнулся я.
Первые двое, пожалуй, были в большей опасности, но их спасли их шлемы. Можно сказать, что им очень повезло, что в порыве того первого момента я плохо контролируя себя, не убил их. В данной ситуации это было скорее результатом случайности, а не моего намерения не убивать их. Этих стражников спасли только шлемы.
— Лечь на живот, — скомандовал я надзирательнице, — головой к стене. Ноги так широко, как только сможешь. Руки на затылок.
Она зарыдала, но сделала, как было приказано. Теперь она не могла видеть того, что могло бы происходит позади неё, не могла быстро встать на ноги, и у неё будет некоторая защита от каменной крошки, если снаружи в стену врежется камень.
Поспешно сняв одежду и оружие с охранника, которого только что вырубил, я оделся. Правда, я заменил меч, убрав тот, что был в его ножнах на тот, что я взял у арбалетчика. Его эфес показался мне более ухватистым.
Ещё один камень ударил в стены цитадели не далее сотни футов от камеры, где мы находились. Пол подо мной вздрогнул. Надзирательница у стены, застонала, и ещё сильнее прижала руки к голове. Я оттащил тела всех троих стражников в угол камеры и закидал соломой. Теперь их не будет видно в смотровое окошко.
Закончив с неотложными делами, я повернулся к Леди Клодии, которая по-прежнему стояла на коленях, там же где её поставил старший из стражников. Глаза женщины были широко распахнуты. Её тело стягивали не менее пятидесяти витков верёвки, а на шее красовался ошейник, со свисавшим с него поводком.
— Привет, — сказал я, улыбнувшись.
— Вы должны бежать! — торопливо зашептала она. — Спасайтесь! Меня хорошо знают в городе! Уходите, забудьте обо мне!
Я освободил её горло от ошейника.
— Не задерживайтесь из-за меня! — взмолилась женщина. — Бегите!
Я начал сматывать верёвку с её тела.
— Палач может прийти в любой момент, — несчастно пролепетала она.
— Он скорее подумает, что я тебя связываю, чем развязываю, — отмахнулся я.
Она застонала.
Наконец, вся верёвка была у меня в руках, и я осмотрел женщину так, как рабовладелец осматривает свою рабыню. Клодия испуганно съёжилась, но потом, выпрямилась, расправив плечи. Да, она действительно принесёт хорошую прибыль на невольничьем рынке.
— Вы должны оставить меня! — всхлипнула женщина.
— Хм, Ты слишком соблазнительна, чтобы оставить тебя, — усмехнулся я.
Она уставилась на меня диким взглядом, в котором тут же появился радостный блеск.
— Точно, — кивнул я.
Она засмеялась и улыбнулась мне сквозь слезы.
— Я рада, что господин доволен мной, — прошептала моя сокамерница.
— Где это Ты умудрилась услышать подобную фразу? — полюбопытствовал я.
— Как-то раз подслушала, как рабыня говорила со своим владельцем, — улыбнулась Клодия.
— И что же Ты сделала потом? — спросил я.
— Убежал домой, бросилась на кровать, била по ней кулаками, плакала и извивалась в расстройстве, — призналась женщина.
— Надеюсь, Ты понимаешь, что эти слова подходят для тебя, — заметил я.
— Я понимаю! — закивала она. — Я знаю!
Я заглянул в кошелёк стражника, который теперь носил на своём поясе. Как я и надеялся, там нашлась корка хлеба. Где ещё можно было хранить такое богатство в Форпосте Ара в эти дни? Это могла быть его заначка на чёрный день, или дневная порция. Я не сомневался, что для него эта корка хлеба стоила дороже золота. Я отдал хлеб Клодии, и она, благодарно глядя мне в глаза, с жадностью затолкала его себе в рот.
— Загляни в кошельки тех двоих, — велел я. — У них тоже может быть немного еды. Если найдёшь, ешь, не стесняйся. Потом, присоединяйся ко мне.
Клодия не заставила просить себя дважды и бросилась к куче соломы под которой лежали охранники. Мне понравилось то, с какой живостью она выполняла моё распоряжение. Похоже, она и вправду, внезапно, стала другим человеком. Я же отошёл к стене где раскинув ноги в стороны и прикрыв голова руками лежала наша надзирательница. Услышав, что я встал рядом с ней, девушка не замедлила развести ноги ещё шире, в результате чего её искусно подрезанная юбка сползла на бёдра. Вынужден был признать, что икры и лодыжки у неё были просто превосходные.
— Здесь есть еда, — радостно воскликнула Клодия из угла.
— Хорошо, — отозвался я. — Съешь.
Она торопливо запихнула кусок хлеба в рот, давясь им, словно превратилась в голодное жадное маленькое животное. Скорее даже она питалась с рвением полуголодной рабыни.
— Сведи ноги, — приказал я, глядя вниз на надзирательницу, — руки вытяни по бокам, ладонями вверх.
Как только девушка выполнила мою команду, я присел рядом с ней. Она тревожно дёрнулась, но позы не изменила.
— Эти тряпки, несомненно, скроены таким способом, чтобы их легко было сбросить с себя, не так ли? — осведомился я.
Надзирательница буркнула что-то гневное и непроизвольно дёрнулась. В любом случае, её платья я пока не касался. Зато сдёрнул с неё тюрбан, о котором я изначально подумал, что он предназначен, чтобы прикрыть остриженную налысо голову.
— Ой! — взвизгнула девушка.
— Ух-ты! — опешил я, к своему удивлению обнаружив, что её волосы, выпавшие из-под тюрбана, рассыпались ниже плеч.
— Ого, — выдохнула Леди Клодия, заинтересовавшись происходящим, подошедшая ко мне, с коркой хлеба в руке.
— Да, — протянул я. — А волосы-то не сострижены.
Надзирательница сердито дёрнулась.
— Насколько я помню, — сказал я, обращаясь к Леди Клодии, — Ты тоже не захотела постричься.
— Нет, — улыбаясь, ответила та. — Я была слишком тщеславна, и слишком гордилась ими. Мне казалось, что они слишком красивы, и мне не хотелось походить на одну из тех девок, которые носят воду на карьере, или работают на мануфактуре или в жаркой прачечной. Я решила, что пусть другие женщины жертвуют своими волосами, а не я. Правда, когда меня поймали на стене, волос я лишилась мгновенно.
— Тогда это уже было наказанием, — заметил я.
— Несомненно, — согласилась Клодия, — кроме того, у города была потребность в тросах для катапульт.
— Как тебя зовут, пленница? — спросил я нашу бывшую надзирательницу.
— Пленница? — попыталась возмутиться она.
— Даже не сомневайся, — заверил её я.
— Публия, — представилась девушка.
— Ты свободная? — решил уточнить я.
— Конечно! — ответила она возмущённо.
— Ты уж прости меня, — усмехнулся я, — но наиболее распространенные места клеймения прикрыты этими тряпками.
Девушка опять дёрнулась.
— Как Ты думаешь, — обратился я к Клодии, — побуждения Леди Публии, касательно её волос, были такие же как и у тебя?
— Думаю, что да, — с набитым ртом проговорила женщина, только что запихнувшая в рот остатки хлеба.
— И Ты абсолютно правильно думаешь, — заверил её я, — но, подозреваю, что в её случае, была ещё одна причина, до которой Ты не додумалась.
— Какая же? — сразу заинтересовалась Клодия.
Но я уже обернулся к нашей лежащей ничком пленнице и спросил:
— Из какой Ты касты?
— Из торговцев, — ответила Публия.
— В целом, это довольно зажиточная каста, — заметил я.
— Это и моя каста тоже, — признала Клодия.
Я сдёрнул кошелёк с пояса пленницы, порвав при этом шнурки. Тяжёлый у неё оказался кошель. Бросив его своей сокамернице, я кивнул, чтобы она проверила, что в нём.
— Ух-ты, сколько здесь золота, — воскликнула она.
— Пересыпь его в мой кошелёк, — приказал я, и Клодия немедленно занялась делом.
— Как же так, Леди Публия? — спросил я. — Ты, член касты Торговцев, и до самого последнего момента обладательница тяжёлого кошелька, вдруг ходишь босой и рядишься в тряпки?
Девушка помалкивала.
— Да ещё такие интересные тряпки? — добавил я, хмыкнув.
Она снова предпочла не отвечать на мой вопрос.