— Что-то я сомневаюсь, что Ты сама их шила, — заметил я, потеребив ткань пальцами. — Чувствуется, знаешь ли, рука опытного портного. Если присмотреться к швам повнимательнее, то видно, что работал профессионал, слишком уж они плотные, ровные и аккуратные. Впрочем, я нисколько не сомневаюсь, что кроил он по твоим указаниям. Всё точно просчитано, чтобы казаться обносками, но при тщательном рассмотрении, видно, что это больше похоже на карнавальный костюм.
При этом я улыбнулся про себя. Я знал, что рабыни тоже частенько практикуют подобные хитрости со своим короткими откровенными та-тирами, кажущимися простыми лохмотьями, подходящими их низкому статусу. Видел я, как они трудились над такими тряпками, чтобы показать дюйм своего тела здесь, но скрыть там, таким образом, создавая шедевр чувственности, уязвимости и провокации. Такими, и не только, способами, эти соблазнительные, любвеобильные, закованные в ошейники маленькие животные, часто спасают себя от наказаний и доводят свих владельцев до полубезумного от желания и страсти состояния.
— Поздравляю, — усмехнулся я. — Весь ансамбль продуман до последней детали, особенно мне понравились разные длины зубцов на подоле, отчего твои икры время от времени сверкают а разрезах. Всё говорит о том, что у тебя замечательное воображение и изумительный вкус.
Пленница что-то пискнула, но на этот раз мне послышались нотки удовлетворения.
— Вопрос относительно того, зачем тебе мог бы понадобиться такой костюмчик, конечно, остаётся открытым.
Девушка, лежавшая передо мной, замерла.
— Впрочем, загадка легко решается, — усмехнулся я, — если знать, как эти одежды, в отличие от одежд свободной женщины, могут быть легко, быстро и вызывающе сброшены. Интересно, носишь ли Ты, типичное для свободных женщин, даже представительниц низших каст, нижнее бельё?
Маленькие кулачки бывшей надзирательница в ярости сжались так, что побелели костяшки пальцев.
— А ну-ка вставай на колени, — приказал я, — теперь повернись лицом ко мне.
Девушка повернулась, не скрывая своего раздражения, впрочем, вся её злость сразу сменилась страхом, робостью и послушанием, стоило мне только взяться за её вуаль. Я осторожно потянул лёгкую ткань на себя, и Публия немедленно упала на четвереньках, в надежде уменьшить натяжение на вуали, и не дать мне сдёрнуть её. Глаза девушки вдруг стали безумными, расширились и чуть не выпали из орбит.
— Нет, — простонала она, — пожалуйста, только не снимайте мою вуаль.
— Да я и не собирался этого делать, — успокоил я Публию, и дождавшись её вздоха облегчения, добавил: — Леди Клодия сделает это.
Из широко раскрытых глаз девушки брызнули слёзы отчаяния.
— В конце концов, Ты же видела её без вуали, — пожал я плечами.
Пленница заплакала.
— Оставайся на четвереньках, — предостерёг я бывшую надзирательницу.
Стоя так, она была неспособна помешать Клодии, ну и конечно не смогла бы прикрыть лицо руками.
Моя пленница задрожала.
— Только снимай вуаль очень аккуратно, — предупредил я свою сокамерницу.
У меня были свои причины на то, чтобы сохранить вуаль неповрежденной.
— Пожалуйста, нет! — взмолилась Публия.
Вуаль был закреплена на завязках, и Клодия, осторожно, обеими руками, сняла её с головы нашей бывшей надзирательницы.
— Красивая! — вынуждена была признать Леди Клодия.
— Пожалуйста, только не смотрите на мои губы! — всхлипнула пленница.
Но моя рука уже была в её волосах, задирая голову девушки вверх.
— Губы действительно превосходные, — признал я. — После соответствующего обучения, целовать её будет одно удовольствие.
— Она очень красивая! — вздохнула Клодия.
— Не красивее тебя, — успокоил я женщину.
— Правда? — спросила Леди Клодия, и непроизвольно задержала дыхание.
— Конечно, правда, — заверил я женщину.
Клодия мгновенно выдохнула, возможно представив насколько привлекательной она сама может быть.
— А Ты можешь снова встать на колени, — бросил я пленнице, убирая руку с её волос.
Публия, не теряя времени поднялась на колени и сразу прижала руки у лицу.
— А вот руки опусти, — велел я.
— Но на мне же нет вуали! — попыталась протестовать девушка.
Это было верно, стоит только ей опустить руки, и ее губы, рот и лицо во всей их выразительности, изысканности, чувственности и красоте окажутся обнажены, выставлены на всеобщее обозрение! Их сможет рассматривать кто угодно! Её лицо окажется голым, так лицо рабыни.
— Быстро, — прикрикнул я, и Публия, заплакав, убрала руки.
Я отказал ей в деликатности, скромности, и защите вуали, как это запрещается рабыням.
— Разве Ты не собиралась сбросить свою вуаль перед косианцами? — поинтересовался я, и поймав на себе её сердитый взгляд, добавил: — Вижу, что собиралась.
— Женщина быстро привыкает обходиться без вуали, — заметила Клодия.
— Рабыня! — зло выплюнула Публия.
— Я столь же свободна, как и Ты! — парировала Клодия.
— На юге, женщины Народа Фургонов, причём даже свободные, вообще не носят вуали, — сообщил я.
— Рабыня! — снова закричала Публия на мою сокамерницу.
— Мое лицо не более открыто, чем твоё! — усмехнулась Клодия.
— Гололицая! — выкрикнула бывшая надзирательница.
— На себя посмотри! — ответила ей Клодия.
— С другой стороны, — продолжил размышлять я, — свободные женщины Народа Фургонов хотя бы носят одежду.
Леди Публия леди задохнулась и подозрительно уставилась на меня.
— Симпатичные на тебе тряпки, — усмехнулся я, и тут же стерев улыбку с лица приказал: — Снимай их!
Злобно сверкая глазами Публия сняла пояс со своей талии. Это был крепкий плоский пояс, из белого материала из которого обычно плетут верёвки, вполне способный выдержать тяжёлый кошелёк, что она на нём носила. На теле он крепился посредством крючка и петельки, так что было достаточно лёгкого рывка за свисавший кончик, и ремень упал на пол за спиной девушки. Сердито посмотрев на меня, пленница подняла руки к вороту своего платья. Оказывается её одежда запахивалась на манер халата и держалась на теле только одном крючке вверху и за счёт пояса. Стоило девушке яростно дёрнуть ворот, как платье легко и быстро, нагло и изящно, обнажило её тело раскинувшись вокруг неё на полу.
— Ах, — восхищённо вздохнула Клодия.
Леди Публия, надо заметить довольная реакцией своей бывшей подопечной, выпрямила спину.
— Ты обратила внимание, что она могла сделать не вставая с колен? — спросил я Клодию. — Эта одежда специально для этого и разработана. Ты лучше меня знаешь насколько трудно выкарабкаться из общепринятых одежд сокрытия, особенно находясь на коленях.
— Она такая красивая, — совершенно не слыша меня пробормотала Клодия.
— У тебя здорово получилось избавиться от одежды, Леди Публия, — усмехнулся я. — Теперь я уже не сомневаюсь, что Ты долго тренировалась делать это. Однако мне кажется, что если бы я был косианцем, то Ты сделала бы это несколько менее нагло.
— Несомненно, — подтвердила она мои подозрения.
— При других обстоятельствах, и если у нас было больше времени, то было бы интересно нарядить тебя рабский шёлк и поучить, как надо правильно раздеваться перед мужчиной.
Публия в раздражении вскинула голову.
— А какие фразы Ты планировала использовать для косианцев? — полюбопытствовал я.
— Не понимаю, о чём Вы говорите, — заявила она отвернувшись.
— Ну же, я нисколько не сомневаюсь, что их Ты тоже хорошенько отрепетировала, — предположил я.
Девушка бросила на меня сердитый взгляд.
— Фразы? — переспросила Клодия.
— Ну например: «Я обнажаю грудь перед вами. Сделайте меня своей рабыней», «Я сдаюсь вам, голой. Сохраните мне жизнь. Я прошу о неволе», «Я пыталась скрывать от мужчин свой истинный характер и то, что я — рабыня. Свершите надо мной правосудие», «Я разделась перед вами. Позвольте мне жить, чтобы я могла служить вам в качестве самой презренной и любящей из рабынь» и тому подобные высказывания, — просветил я её.
— Такие фразы заставляют сжиматься мой живот, — призналась Клодия.