— Я уже столько дней не носила одежду! — воскликнула женщина, восхищенно касаясь платья.
Я улыбнулся, глядя на эту сцену.
— Теперь вуаль, и оберни тканью голову, так же как было у неё. Быстро, — приказал я.
— Что значит этот произвол! — возмутилась Публия, дёргаясь в стянувших её тело путах.
— Отлично получилось, — похвалил я Клодии.
Кстати, у неё, были такие же тёмно карие глаза, как и Публии. Если человек не знал надзирательницу близко, не говоря уже о том, если только видел её, то, как мне показалось, ему будет довольно трудно определить, что под вуалью скрывается совсем не она, я Леди Клодия.
— Что всё это значит? Что Вы задумали? — простонала Леди Публия.
— Сходи к стражникам, — велел я Клодии, — и отрежь лоскут от туники. Мне нужно немного ткани.
Женщина быстро раздобыла требуемое, воспользовавшись ножом с пояса одного из охранников.
— Что всё это значит? — снова настойчиво и сердито спросила Публия, пока я надевал на её шею ошейник с поводком.
Теперь она стояла на коленях там же, и точно так же, как прежде стояла Клодия, вплоть до таких деталей, как поводок и ошейник.
— Не понимаю, что вам от меня надо! — зло крикнула надзирательница.
Я встал перед ней и пристально посмотрел на неё сверху вниз. Связанная и коленопреклонённая девушка сразу стушевалась под моим взглядом и задрожала. Что ни говори, а женщины хорошо понимают это положение.
Через мгновение Леди Клодия присоединилась со мной, принеся приличный лоскут ткани.
— Освободите меня, — потребовала Леди Публия.
— Сначала Ты поможешь нам покинуть цитадель, — усмехнулся я.
— Ни за что! — крикнула она.
— А по моему плану, твоего согласия и не требуется, — поведал ей я.
— Вы, наверное, думаете, что она сможет выдать себя за меня, — презрительно, сказала надзирательница.
— Почему-то я в этом уверен, — пожал я плечами.
В этот момент очередной мощный удар потряс здание. Камень опять попал в стену не далее, чем в ста футах от камеры. Связанная Публия испуганно вздрогнула, отчего звякнули кольца соединявшие поводок с ошейником.
— Катапульты, — также вздрогнув, сказала Леди Клодия. — Снова началось!
— Она достаточно смазлива, — заметил я. — Возможно, косианцы могли бы оставить её для ошейника.
— Я тоже так думаю, — поддержала меня Клодия.
— Почему Вы так однозначно говорите о косианцах? — внезапно со страхом в голосе спросила Публия. — Разве я не красива?
— Да, красива, — не стал отрицать я.
— Неужели найдётся кто-то, кто не захотел бы оставить меня в живых? — спросила она.
— Возможно, и даже не только «кто-то», — ответил я. — Понимаешь ли Ты, Публия, что существует множество реакций поведенческих и психологических, по которым можно определить, является ли неволя женщины притворной?
— Понимаю, — испуганно ответила девушка.
— И даже в том случае, когда с твоими реакциями всё в порядке, может найтись тот, кто мог бы не захотеть сохранить тебе жизнь.
— Чего Вы здесь ждете? — вдруг истерично завизжала Публия. — Почему Вы не убегаете? Почему Вы до сих пор здесь?
— Гостя мы ждём, — спокойно объяснил я.
— Какого гостя? — опешила она.
— Неужели Ты забыла? — делано удивился я. — Он должен был прийти сюда уже несколько ен назад. Только его и жду, но он похоже задерживается, наверное его косианцы отвлекли.
— Если она должна быть мной, — внезапно севшим голосом проговорила Публия, испуганно глядя на Леди Клодию, одетую в её бывшие тряпки, вуаль и тюрбан, — тогда какая роль отведена мне в этом фарсе?
Пока мы говорили, я забрал у моей сокамерницы, принесённый ею лоскут ткани, и разорвал его на несколько частей.
— А Ты разве ещё не догадалась? — спросил я, ухмыльнувшись.
— Нет! — закричала она. — Нет!
— Возможно, — хмыкнул я, складывая лоскут в тугой комок.
— Вы что, не с Коса? — спросила Публия.
— Нет.
— Из какого Вы города?
— Из Порт-Кара, детка, — усмехнулся я.
Публия внезапно побледнела.
— Слава Порт-Кару, — объявил я.
— Пощадите! — закричала она.
— Слава Порт-Кару, — повторил я, невозмутимо глядя на неё.
— Слава Порт-Кару! — отчаянно выкрикнула, со всем возможным пылом.
— Три раза, — напомнил я.
— Слава Порт-Кару, — прокричала она трижды.
Она хотела крикнуть что-то ещё, но в этот момент я запихнул кляп ей в рот, где тот немедленно расширился, всё же лоскут ткани там был приличный.
— Это может оказаться последними словами, тобою произнесёнными, — заметил я.
Она уставилась на меня совершенно дикими, полными слёз глазами, и принялась дёргаться, извиваться, отрицательно мотать головой, пытаясь что-то сказать, но я уже закрепил кляп в её рту парой завязок, так что ничего кроме тихого мычания у неё не получилось.
— Когда придёт палач, как Ты думаешь, кого он ожидает здесь найти? — поинтересовался я.
Надзирательница побледнела, задёргалась и в отчаянии закрутила головой.
— По правде говоря, до сих пор Ты приносила одни проблемы, — сказал я. — Возможно, теперь тебе хотелось исправить своё поведение?
Она, заливаясь слезами, закивала так отчаянно, что я испугался, что у неё голова отвалится.
— Держи её на коротком поводке, — предупредил я Клодию, лицо которой было не менее белым.
Это не позволило Публии опустить голову на пол к нашим ногам. Теперь она запрокинула голову назад и умоляюще смотрела на меня. Но я, взяв её за волосы, вынудил девушку наклониться немного вперёд и прикрыл лицо оставшимся у меня куском туники охранника, в котором ножом прорезал несколько отверстий. Просунув в отверстия и жгут из скатанной ткани, я завязал его на шее сзади, превратив лоскут в грубое подобие рабского капюшона.
— Возможно, такой Ты мне понравишься больше, — предположил я.
Пленница начала истерично, жалобно извиваться и стонать.
Я встал и жестом показал Клодии, что она может отпустить поводок. Признаться, вначале мне показалось, что она не сможет разжать пальцы, но у неё получилось. Как только натяжение на поводке исчезло, Публия, как я и ожидал, тут же опустила голову до пола, и наощупь найдя мои ноги, принялась дико и жалобно прижиматься к ним своими разделёнными губами, в попытке изобразить поцелуй. Я не замедлил воспользоваться удачно сложившейся ситуацией и, прокинув поводок между её ног, скрестил и связал ей щиколотки. Таким образом, теперь она оказалась закреплена в совершенно беспомощном положении. Я встал и окинул её взглядом. Да, кроме того, это ещё и положение почтения.
— Выгляни, не идёт ли кто, — приказал я испуганной Леди Клодии, и та метнулась к двери камеры, и через мгновение, возвратившись, отрицательно помотала головой.
— Странно, пора бы ему уже, — проворчал я.
Леди Клодия поглядела вниз на нашу беспомощную надзирательницу.
— Кол, насколько я помню, — сказал я, присев рядом с пленницей, решив напомнить ей слова, сказанные ранее Клодии, — это твердый металлический полированный шест, очень длинный, почти в хорт диаметром. Он заострён с одного конца и устанавливается вертикально.
Публия и панике задёргалась и протестующе замычала, а Леди Клодия поражённо уставилась на меня поверх вуали. В её собственных глазах стояли слезы.
В этот момент мощный удар потряс здание. Камень врезался в стену футах в сорока-пятидесяти слева от нас, и возможно даже повредил соседнюю камеру. Облако пыли заполнило коридор и начало вплывать в нашу камеру. Мне пришлось приложить руку к лицу. На какой-то момент я даже позавидовал женщинам, вуаль и капюшон которых защищали их от пыли.
А через мгновение из коридора донёсся натужный кашель и в камеру вошёл рослый мужчина в чёрной маске, которая, за исключением узкой прямоугольной щели для глаз, полностью скрывала его голову. И маска, и туника мужчины были покрыты пылью. Войдя, он первым делом принялся стряхивать пыль со своей одежды и тела.
— Стена слабеет, — сообщил он мне. — Через несколько енов косианцы могут снова пойти на приступ. Они уже строятся в штурмовые колонны. Боюсь, что мы больше не сможем сдержать их.
Я понимающе кивнул.
— Если не ошибаюсь, Вы — Леди Публия, надзирательница? — уточнил он, обратившись к Леди Клодии.