— Ни на каких, — устало проговорил Ларнико, — Совет не может вам доверять. Я никогда не позволю такому, как вы, разгуливать по Адди-да-Карделлу. Не говоря уж о том, что его жители вам этого не позволят.
Что ж. Мы попытались. Карун обнял меня и спокойно произнес:
— Если всё так, я прошу высадить нас на Плоскогорье. Я также прошу оставить мне пистолет с двуми патронами. Конечно, я хочу, чтобы вы забрали Санду в Адди-да-Карделл, даже силой — но она против. Я не могу её переубедить. Таково её решение. Но вы можете попытаться ещё раз.
Я фыркнула, покосившись на него. А то Ларнико такой дурак. Ведь советник понимает, что если он заберёт меня в Адди от хладного тела Каруна — я никогда не забуду и не прощу Совету смерти мужа — итак в городе будет враг. Которого на самом деле было проще уничтожить, чем ждать, пока он вырвется на волю.
Глаза Харта на миг расширились.
— И ты… это сможешь? Убить её?! Сам?
— Абсолютно, — тихо проговорил Карун, — Лучше это сделаю я, чем они.
Я почти воочию видела ход мыслей в головах Мастеров — кому, как ни бывшему соучастнику того же самого, знать, что именно делают с людьми в казематах КСН… Все мысли покинули меня, и я ощущала только нерушимую хватку его рук на своих плечах. Всё понятно. Хоть бы нам и правда отдали этот пистолет. Но я не брошу его. Не теперь. Никогда.
У меня подкосились ноги. Нет, я не упаду… Не перед ними. Я прислонилась к Каруну и медленно дышала, понимая, что до завтра нам не дожить.
Ларнико отвернулся, явно собираясь посоветоваться с Хартом. Он бы ещё поторговался, но ему не хотелось понижать свои требования — так, чтобы они всё ещё содержали механизм контроля над строптивым господином да Лигаррой. Внезапно Хийята, мявшаяся под стеночкой, вздрогнула и нахмурилась. Она уставилась на нас, притом каким-то расфокусированным взглядом, жутко удивилась, а потом пришла в страшное волнение.
— Мастер Ларнико. Мастер Харт. Я прошу прощения, я могу вас попросить..? — дрогнувшим голосом проговорила она. Старшие обернулись — Ларнико с недоумением, Харт — напряжённо.
— Хийята? — недовольно проговорил он.
— Это важно, — твёрдо отчеканила девушка, не обращая никакого внимания на его интонацию, — я прошу прощения, Мастера. Я могу попросить вас выйти со мной на минуту?
Ларнико пожал плечами, переглянулся с Хартом, и все трое покинули комнату. Сквозь окошечко двери я видела, как девушка что-то быстро говорит старым бризам, яростно жестикулирует, как удивленно поднимает голову её наставник и задумчиво хмурится Лиловый Свет.
Мы стояли посреди комнаты и не шевелились. Я понимала, что Хийята пытается переубедить старших, но решительно не понимала, какой повод она нашла для этого. Да и как два старых многоопытных хрыча захотят прослушаться к молодой девушке? — это в моей башке не помещалось. Наконец Ларнико остановил Хийяту жестом, Харт что-то резко сказал ему. Они обменялись несколькими репликами, явно на повышенных тонах, Ларнико нахмурился ещё больше и как-то, как мне показалось, капитулировал — он оглянулся на дверь, а потом кивнул. Все трое вернулись в комнату Хийяты.
— Санда да Кун, — несколько официально проговорил Харт, — скажи мне, ты умеешь, как Целитель, глядеть в себя?
Я отрицательно покачала головой.
— Вот видите! — победно прошипела Хийята, ярясь на Ларнико, — Я же говорила, что она не умеет! Она даже не знает, что так можно!
Остановив её жестом, Харт пожевал губами и продолжил:
— Хийята хороший Целитель, и у меня нет поводов не доверять ей. Тем более, что через пару недель это станет заметно и мне. Так вот, она считает, что ты беременна. Не больше недели. На ещё более раннем сроке только сама мать может увидеть это. Если она Целитель и умеет это, само собой.
Я остолбенела.
— Я… что..?!
Жестокое головокружение, привкус крови во рту. В виски словно ударяет молот, и пол уходит из-под ног.
«У меня мог быть сын. И я никогда его не увижу…»
На нескончаемое мгновение всё заполнила тьма. И всё перестало иметь значение — всё, кроме как наяву ощущаемого приклада в руке. «Так надо. Так надо, чтобы они не страдали». Но слова падали в пустоту…
«Я никогда его не увижу…
Мне придётся его убить. Ещё нерождённого. Такого крошечного. Моего ребёнка, о котором я так мечтал. Своими руками. Чтобы его мать не мучали.
Может быть, они всё-таки заберут её с собой..!
Не могу.
Я не могу больше.
Я правда больше не могу…»
Карун вздрогнул — и на короткий миг мне показалось, что он падает — такой страшный и совершенно для меня нечитаемый комок чувств прошиб его насквозь… одно только захлёбывающееся, отчаянное, почти лишенное разума НЕТ… а потом — пустота…