Вопрос тем более чуднСй, что его уже столетий семь, как я понимала, никто себе не задавал. Но очевидный ответ напрашивался такой — именно Десятка стояла во главе первого Комитета (который тогда мог насчитывать не более полусотни человек, и потому под название «комитет» вполне подходил). И не собирались ли эти хитрые человеки тайком — для того, чтобы надуть союзников да заполучить всю что ни на есть власть на белом свете? Спасти, так сказать, население Мира от влияния бризов. Хотя, как они могли в те годы кого-то надувать, если одного только подозрения в обмане союзников хватило для того, чтобы бризы разорвали договоры — и тогда Десятка вполне могла лишиться этого самого населения (которое те выращивали)?!
А вот что и кому помешало? — этот вопрос оставался открытым…
Как и вопрос, почему информация о нестерильности браков между рыжими и всеми остальными была тщательно зарыта в саду обоими враждующими сторонами.
По крайней мере, для слушателей из равнинной части Мира.
Наутро Мар мирно спал на чердаке, а на месте грузовичка пришлого торговца ветерок шевелил сухой травой. Облегчённо вздохнув, я принялась за кофе. Миновало ещё несколько дней, но Кинай больше не начинал никаких странных разговоров, а Мар вёл себя, как примерный домохозяин. И я постепенно успокоилась.
Активность Мара меня поражала — он так и норовил меня куда-то вытянуть, подбить на вылазки в пустыню, беспрерывно что-нибудь чинил, болтал без умолку и, вдобавок, начал упрашивать меня съездить с ним в Дхати — глянуть на новые наряды. Меня это забавляло — я и впрямь заскучала от однообразных будней Тер-Карела (хотя, когда Мар «посягнул» на моё законное одиночество в пустыне, во мне неожиданно взыграло чувство противления). Более того — я заявила, что одного платья мне более чем хватит, а будет куда полезнее, если Мар потратит жмущие его деньги на шифер для своей новой халупы. Конечно, я шутила, но идея покупать-таки стройматериалы Мара почему-то не вдохновила. Он сказал, что уж лучше мне крышу проверит. Справедливости ради, проверил. Но в Дхати мы так и не поехали. Ни на этой неделе, ни на следующей, ни на неделе после того. Но я решила не лезть не в своё дело.
В общем, за тем и миновало три недели. Вечно веселящийся Мар не прекращал настойчивых попыток вытянуть меня из Тер-Карела хоть к Тени на хвост. Мне даже подумалось, что не мешало бы и согласиться, хотя настырность приятеля меня отчасти начала раздражать…
Единственное, что (точнее — кто) меня тревожил — Кинай. С того самого вечера, как он задавал мне странные вопросы, в нём все сильнее сквозила плохо скрытая нервозность, так что даже Мар начал коситься на него исподлобья. Кинай всё больше походил на человека, которому жить осталось всего-ничего — если только он не примет каких-то немедленных мер для спасения своей пухлой тушки и честной души. Я не раз видела, как глаза некогда весёлого хупара с дрожью обозревают окрестности Тер-Карела, и что даже аппетит (обыкновенно превосходный) его покинул, зато чело его было постоянно омрачено мучительными раздумьями. Раз я заметила, как оба моих товарища сидели на пригорке в отдалении и о чём-то спорили. Победил, само собой, Мар. Изобразив пару успокаивающих жестов, он произнёс короткую прочувствованую речь, и Кинай как-будто затих. Но я отлично видела, что тревога Киная никуда не пропала. В конце концов эта тревога передалась и мне — я спросила у Мара, что с Кинаем. «Не рассказал. Кажется, он в кого-то влюбился. Как обычно», — вздохнул мой товарищ. Что да, то да. Добряк Кинай был влюбчив, как весенний кот — хотя, в отличие от котов, ему редко хватало наглости сделать достаточное количество намёков очередной подружке. А уж до дела, как мне казалось, у него вообще не доходило… Не то чтоб это объяснение мне удовлетворило, но оно было хотя бы правдоподобным. И так миновало ещё несколько дней, пока не наступил тот самый, о котором я потом так не любила вспоминать…
С самого утра 4 дня Раздумий у меня было скверное настроение. Мои товарищи его отнюдь не разделяли. Подогнав мобиль к самой двери, Мар поднял меня из постели радостным воплем.
— Эгей! Я машину уже зарядил! Поехали хоть куда-то, Санда, ну пожалуйста! Ты просто разрываешь мне сердце! Пожалуйстааа! — Мар легко перешёл от восторженных криков на заунывное нытьё.
— Сейчас? — проговорила я, зевая. Мар надулся, как голубь, и я вдруг абсолютно чётко поняла, что он скажет в следующую минуту, и куда пойдёт наш разговор, и какой унылой поездкой он завершится.
Неожиданно от этой мысли мне стало так скучно и горько, что у меня перехватило дыхание. В моей жизни уже никогда ничего хорошего не произойдёт, подумала я. Я всё потеряла, и вынуждена жить на этих гнусных руинах. Я женюсь на нём, рожу ему парочку сопливых пыльных детей, и так и буду торчать среди песков до скончания своего века, сидя под телевизором и всё более опускаясь, окончательно теряя себя, свой Дар и веру в чудеса… От горя и обиды у меня перехватило дыхание.