Он заснул возле меня, уткнувшись носом в подушку и уронив с постели отяжелевшие руки. В нём не осталось ни капли сил. Даже я была сейчас более здорова, чем он. Карун выжался до самого донышка. До сих пор он ещё держался, даже, пожалуй, делал вид, что он в отличной форме, но чудовищные события при подъёме лишили его последних сил… Это страшно, когда человек доходит до состояния ветоши. Я лежала и думала, что ведь на самом деле он пережил сегодня что-то запредельное. Запредельное для аллонга. Он оказался на высоте пять пуней с потерявшим сознание бризом. Да ещё при такой температуре воздуха — хоть бы он не заболел. И каким-то чудом сохранил каплю здравого смысла, и волю, и гордость — да ещё и за мной ухаживал, пока не вырубился от слабости.
Проснувшись, он какое-то время лежал без движения. Короткий сон не принёс облегчения, быть может, только веки уже не казались свинцовыми. Но у него не было сил даже толком осознать, где и почему он находится.
На Острове. На настоящем Летающем Острове.
От всего перенесённого за последние дни и, особенно, часы, его охватила слабость и полное отупение, словно в полубреду, он несколько раз согнул и разогнул левую ладонь — но кожа снова была абсолютно целой. Обе руки, и нос, и уши… Нет, об этом лучше не вспоминать. Мысли напоминали лоскутное одеяло — отрывочные и плохо сшитые, и ни одна из них не начиналась и не заканчивалась связно… Как же всё болит. Голова явно решила загнать его в могилу. Хорошо, что здесь полутемно. Как бы найти силы, чтоб поддержать Рыжую — она слишком живая, чтобы верить в смерть, и это давит на неё, как холодная земля. Но если всё же… придётся..? Держаться. Нужно просто держаться достойно.
Всё на нём одном, а он по-прежнему готовый труп. Наверное, не стоило звать её замуж — теперь она не позволит ему умереть самому. Она пойдёт за ним к Тени за шиворот — а это не слишком-то достойная мужчины ситуация. Но он не выдержал. В миг, когда они отъехали от кафе на Лирронуйе (…как давно и где это было…), его вдруг охватила необъяснимая вера в то, что они уцелеют только вдвоём. И жизнь действительно начнётся заново. Это бешенная вера вела его сквозь все тяготы пути — вера в невероятное пока будущее, с какой-нибудь другой работой, с Рыжей за спиной…
Но они — по-прежнему на грани. А у него свои счёты с судьбой. «Не надо… пожалуйста… только не Санда… только не вынуждайте меня выстрелить в Рыжую..! у меня же больше ничего нет». Но это был крик отчаяния. Он понимал, что если будет нужно, он сделает всё необходимое, приложит пистолет к её виску и нажмёт на курок — и это и будет его цена за выход из рядов Комитета. Это — и абсолютное чёрное безумие, которое придёт следом.
На лестнице раздались шаги, и в дверях показалася этот их Мастер Харт. Он властно и уверенно пересёк комнату и остановился перед ним.
— Молодой человек, у вас серьёзная проблема, вы это знаете? Прежде, чем я свяжусь с Советом, я хотел бы выслушать вас. Мне нужно знать, что передать советнику. Итак идёмте за мной.
— Нет.
На лице Харта отразилось изумление, он поднял брови и вопросительно замер.
— Она испугается, если проснётся, а меня не будет здесь. Я никуда от неё не отойду.
Собственный голос показался ему чужим и поломанным. Неожиданно остро и сильно заболела спина, сразу в трёх местах, нога стала неметь, но помощи было ждать неоткуда. А ещё страшно, до одури, хотелось есть — сколько времени они провели на последних трёх бутербродах, на зябком холоде? сколько суток..? дни путались в голове — но он ясно понимал, что не станет просить у них даже воды. Только не унижаться. Ещё есть немного сил. Но от слабости и истощения он уже почти ничего не соображал, и только в голове мутилось от неожиданно — всё-таки — подступившего к горлу отчаяния. На самом деле, если бы можно было залезть в самый дальний угол и замереть там, в позе эмбриона… на день, на месяц… навсегда… и уже больше не видеть и не слышать всего этого…
«Пожалуйста, не надо… не надо больше меня пинать, я не могу… это уже почти выше человеческих сил.» Сил не осталось ещё в кабинете да Лорро, и если бы в тот момент кто-то догадался надавить на него, он бы развалился, но ещё много дней после этого он не смел сбавить темп — на кону стояла жизнь Рыжей. Он ещё ни разу в жизни не был таким уставшим — голову набивала вата, и он плохо сознавал окружающее. Сжав зубы, он заставил себя сесть ровно и сказал настолько же ровным голосом.
— Я буду говорить с вами здесь. Но от Санды я не отойду.
Миг поколебавшись, Харт сел на стул. Он недолго смотрел на него, перевёл взгляд за его плечо, где лежала Санда, а потом каким-то особым образом прижал руку к стене комнаты.
— Хийята, принеси нам чаю. Да, вниз. К тебе.
Какое-то время они молчали. Минут через пять вниз спустилась кудрявая бризка, спасавшая Санду — девушка опасно балансировала с чайником, двумя чашками и вазочкой в руках, и всё это так нетвёрдо держалось, что идти ногами она сочла неразумным — судя по всему, просто слетела через ступени.
— Я сладкий сделала, Мастер, — полувопросительно сказала она и мигом улетучилась за дверь.
Харт налил чаю и подвинул к нему вазочку со сдобным печеньем.
— Берите. Не слишком-то разумно говорить с человеком, пока он в таком состоянии. С вами сейчас голодный обморок будет.
От голода действительно мутило, но он только приложил чашку к губам — и не смог сделать ни глотка.
— Спрашивайте.
— Как случилось, что вы решили переметнуться?
— Санда знает. Этого достаточно.
Харт помолчал.
— Карун. Я могу звать вас по имени?
— Не вижу препятствий.
— Карун, в ваших — и её — интересах приложить все усилия, чтобы убедить Совет. Пока на основании имеющейся у меня информации вам обоим не светит ничего хорошего. Впрочем, в наших обычаях трепетно относиться к женщинам. Советник Ларнико наверняка заберет вашу подругу в Адди. Но вот на каких условиях — этого я не знаю.
— Ей нельзя возвращаться вниз. Ни при каких условиях. Ей надо остаться с вами или умереть. Она засветилась. Её арестуют и… уже всё.
Харт чуть смягчился. Он цепко исследовал его лицо глазами, но никак не продемонстрировал свою реакцию на то, что он увидел.
— Но она жила там целый год, насколько я понимаю… — невинно уточнил старый бриз.
— Она всё меньше похожа на аллонга. За это время процесс стал уж слишком заметен. Но я год не знал, где она. Нам пришлось… расстаться. И я не мог явно её разыскивать, так как это подвергало бы её серьёзной опасности.
— Почему?
— Все думали, что она погибла. Это единственное, что хоть на время прикрыло её от Комитета.
— А чем в это время занимались вы? Трудились на благо своей организации — и что же случилось вдруг? Передумали?
На короткую секунду он испытал укол ярости — она вспыхнула, как искра в погасшем очаге и погасла.
— А вам не приходило в голову, почему вы все провели этот год в тишине и покое?
Харт ответил не сразу.
— А вы якобы отказались от дачи показаний по поводу вашего пребывания в Адди-да-Карделле? Спасли мир, не так ли? — иронично уточнил он наконец.
— Не так ли.
Если Харта и удивила его агрессия, он это никак не проявил. Он минуту сидел, глядя на него, и в сумраке комнаты могло показаться, что это обычный человек с обычными волосами и способностями. Но это бриз. Старый многоопытный летун, наверное, такой же опасный, как и все прочие властьпридержащие люди его возраста. Молчание затягивалось, и наконец Харт покачал головой.
— Удивляюсь, что вы при этом живы. Да ещё и ваша подруга так удачно подвернулась под руку, — ирония в старческом голосе Харта стала ядовитой.
Тень. Он был слишком слаб для таких бесед. Ничто из того, что он говорил, им не помогало. Наоборот — старик уверовал, что это подстава. Что весь этот год Санда была под колпаком, пока наконец, под благовидным предлогом, с её помощью не был реализован план проникновения в Горную Страну…
Головокружение. Он терял нить разговора, и казалось, что комнату заволакивает тьма…
— Как вышло, что вам пришлось бежать? — обманчиво мягко уточнил Харт.