— Мастер Ларнико. Мастер Харт. Я прошу прощения, я могу вас попросить..? — дрогнувшим голосом проговорила она. Старшие обернулись — Ларнико с недоумением, Харт — напряжённо.
— Хийята? — недовольно проговорил он.
— Это важно, — твёрдо отчеканила девушка, не обращая никакого внимания на его интонацию, — я прошу прощения, Мастера. Я могу попросить вас выйти со мной на минуту?
Ларнико пожал плечами, переглянулся с Хартом, и все трое покинули комнату. Сквозь окошечко двери я видела, как девушка что-то быстро говорит старым бризам, яростно жестикулирует, как удивленно поднимает голову её наставник и задумчиво хмурится Лиловый Свет.
Мы стояли посреди комнаты и не шевелились. Я понимала, что Хийята пытается переубедить старших, но решительно не понимала, какой повод она нашла для этого. Да и как два старых многоопытных хрыча захотят прослушаться к молодой девушке? — это в моей башке не помещалось. Наконец Ларнико остановил Хийяту жестом, Харт что-то резко сказал ему. Они обменялись несколькими репликами, явно на повышенных тонах, Ларнико нахмурился ещё больше и как-то, как мне показалось, капитулировал — он оглянулся на дверь, а потом кивнул. Все трое вернулись в комнату Хийяты.
— Санда да Кун, — несколько официально проговорил Харт, — скажи мне, ты умеешь, как Целитель, глядеть в себя?
Я отрицательно покачала головой.
— Вот видите! — победно прошипела Хийята, ярясь на Ларнико, — Я же говорила, что она не умеет! Она даже не знает, что так можно!
Остановив её жестом, Харт пожевал губами и продолжил:
— Хийята хороший Целитель, и у меня нет поводов не доверять ей. Тем более, что через пару недель это станет заметно и мне. Так вот, она считает, что ты беременна. Не больше недели. На ещё более раннем сроке только сама мать может увидеть это. Если она Целитель и умеет это, само собой.
Я остолбенела.
— Я… что..?!
Жестокое головокружение, привкус крови во рту. В виски словно ударяет молот, и пол уходит из-под ног.
«У меня мог быть сын. И я никогда его не увижу…»
На нескончаемое мгновение всё заполнила тьма. И всё перестало иметь значение — всё, кроме как наяву ощущаемого приклада в руке. «Так надо. Так надо, чтобы они не страдали». Но слова падали в пустоту…
«Я никогда его не увижу…
Мне придётся его убить. Ещё нерождённого. Такого крошечного. Моего ребёнка, о котором я так мечтал. Своими руками. Чтобы его мать не мучали.
Может быть, они всё-таки заберут её с собой..!
Не могу.
Я не могу больше.
Я правда больше не могу…»
Карун вздрогнул — и на короткий миг мне показалось, что он падает — такой страшный и совершенно для меня нечитаемый комок чувств прошиб его насквозь… одно только захлёбывающееся, отчаянное, почти лишенное разума НЕТ… а потом — пустота…
За плечом Харта моя подруга быстро-быстро закивала — её встревоженная мордочка при этом горела… но я почти не видела всего этого. Я ощутила только, что я «плыву»… во мне билась одна мысль — как это вышло?!
И что теперь..?!
…и… я же… я не давала себе команды…
…я с ледяным ознобом вспомнила ночь под бортом умершего мобиля… когда я опрометчиво позволила себе… принять мысль… что я могу родить Каруну рыжего. Я это сделала. И тут же неосторожно развела его на хоть малую толику Недели Радости.
Этого оказалось абсолютно достаточно.
Ларнико глядел на нас обоих и задумчиво шевелил губами. Внезапно на его лице мелькнуло удовлетворение, и он медленно заговорил:
— От имени Совета Адди-да-Карделла я принял решение. Оно окончательно и не подлежит изменению, — тихо сказал Ларнико Лиловый Свет. Я замерла, — Вам обоим позволяется жить в Адди как свободным гражданам и пользоваться всеми правами жителей Горной Страны. С вас обоих снимаются все претензии и обвинения. В прямой или косвенной форме они не могут вам быть предъявлены ни теперь, ни в будущем. Совет оставляет за собой право пользоваться вашими услугами на своё усмотрение в интересующем нас объёме.
Ошалев, я заморгала, а потом подняла голову и глянула на Каруна. По его посеревшему лицу сейчас можно было читать, как в книге. Причём детской с картинками. Оно… светилось. А ещё было немножко злым и бесконечно уставшим… В нём не осталось ни кусочка стали.
Вообще ничего. Он сломался.
Сломался — когда понимал, что ему придётся стрелять не только в меня. И что он не сможет этого сделать. Никогда. Ни ради какой идеи Мира. Что он готов был умолять Ларнико забрать хотя бы меня, а уж ему ничего не светило… Он ведь это всю дорогу знал. У него уже не осталось сил — вообще ни на что… И он сразу понял то, на что мне потребовался десяток секунд. Ларнико взял его тёпленьким, за живое. Он простил ему почти всё — и купил целиком. Теперь Карун будет вынужден сотрудничать с этим безумно щедрым Советом. На любых условиях. За его спиной — уже двое.
Ларнико ещё раз взглянул на нас — и вышел, взмахнув полой плаща.
Оставалось только надеяться, что Совету вообще и Ларнико в частности хватит мудрости не слишком заигрываться с такой опасной игрушкой, как Карун да Лигарра. Потому что, когда он придёт в себя, он будет хранить верность мне и… нашему ребёнку, но не Адди. И использует для этого все мыслимые юридические и нравственные лазейки.
Я посмотрела на Мастера Харта, и мне показалось, что он понимает это не хуже меня. По крайней мере, он смущенно глянул вслед Ларнико и проговорил:
— Каинро подойдет к Горам не ранее, чем через месяц. С этого момента вы — равноправные жители Острова. Хийята введёт вас в курс дела. Если… захотите помочь — скажу спасибо: с Островов сейчас эвакуированы многие специалисты. Каждые руки на счету.
И он ушёл.
Серая Тучка со смущённой улыбкой перебрала плечами и тихо произнесла:
— Я буду наверху. И… поздравляю… — на её глазах блеснули слёзы, и она выбежала.
Мы стояли посреди комнаты, а потом у нас обоих отнялись ноги. Я плакала, тыкаясь носом в его лицо, а в его остекляневших глазах тоже стояли слёзы, но он только прижимал меня к себе и дрожал всем телом.
— Всё закончилось, девочка моя… мы будем жить… будь они прокляты, я всё для этого сделаю… Я не могу больше…
Я на самом деле начала понимать, как нам было страшно. И какое напряжение владело нами все эти дни. И как нам стало страшно, когда он сказал, что я…
— Мы правда выживем..?!
— Да, родная… Да, моя Рыжая…
Я понимала, что начинаю снова дышать, видеть, слышать. Что под коленками холодный пол. Что мы оба мокрые как мыши. Что я хочу есть. Мир вернулся. Мы под защитой Горной Страны. Мы оба. Чокнутый бриз и моя зеленоглазая отставная контрразведка… А ещё, улыбаясь сквозь слезы, я прислушивалась к себе — и дала себе слово немедленно взять у Хийяты урок. Я должна была понять, как услышать себя… и того маленького сайти, который только что дал нам право жить…
Словно угадав мои мысли, Карун вздохнул, как будто просыпаясь. Меня схватили ладонями за лицо и начали целовать:
— Санда. Это правда?!
— Наверное… — смущенно пробормотала я, жмурясь от удовольствия, — но я пока не умею его слышать!
— Скажешь мне?! Ещё две недели назад разве я мог поверить, что у меня будет любимая женщина и сын..? это… это…
— Не плач. Я… пугаюсь, когда ты плачешь, — прошептала я.
Он улыбнулся, но я вдруг поняла, что идти он не сможет. Он не мог ни стоять, ни разговаривать, ни контролировать себя… Мы оба висели друг на друге, как тряпочки. Всё, что стояло над нашими головами ещё несколько минут назад, осознание гибели, пустоты и обрыва всех дорог… это не проходит безнаказанно. С трудом встав на ноги, мы доползли до кровати. Я прижала его к подушке и долго сидела, держа его руку.
Карун лежал на кровати совершенно чёрный. Наверное, сейчас он выглядел на на тридцать шесть, а на все пятьдесят. За год он превратился в развалину, державшую форму только на силе воли. Наверное, его надломили ещё тогда — только он сумел всё-таки выжить и немножко не сдаться, быть может, чудом — потому что могу себе вообразить, как жестоко они ломали своего, притом заведомо сильного и устойчивого. С того момента, как он узнал о моём аресте, он не планировал жить. Две недели он провёл с мыслью, что в любой миг он должнен быть готов убить нас обоих. Сначала меня, а потом себя. При этом демонстрируя полное спокойствие, улыбаясь и утешая меня, и не смея даже мельчайшим движением выдать свои эмоции. Сколько в нём ещё было энергии? Скорее всего, в минус. Но и после того он ещё две минуты стоял перед Ларнико, понимая, что я беременна, и что ему нужно будет… он не смог. Весть, что всё отменяется, что впереди ещё целая жизнь и что у него всё-таки, неожиданно, есть будущее — скосила его сильнее смерти.