Но это был первоклассный отель, который не следовало путать ни с чем иным. Когда мы стали подъезжать к нему, Изобел раскрыла свой косметический сундучок и стала приводить в порядок прическу и подкрашивать губы. Быстрым и нервным движением она закурила сигарету и бросила зажигалку в сумочку.
– Я готова что-нибудь выпить, – сообщила она мне. – И хорошо бы сделать это до того, как будем переодеваться к обеду.
– Понятно, – отозвался я. – Будет тебе выпивка. И мне тоже, если ты намерена культивировать сегодня головную боль.
– Разве я виновата, что какой-то сукин сын огрел меня по голове, – плаксиво отозвалась она.
Мы продолжали разыгрывать сцену легкой ссоры и в баре, а затем перенесли ее и в номера, которые были не рядом, хотя и в одном коридоре – это лучшее, что мне удалось достать, не имея в запасе времени. Я быстро удостоверился, что Изобел устроилась на новом месте, и двинулся к двери. Она окликнула меня.
– Мэтт!
– Да?
Изобел прошла к двери, заперла ее и повернулась ко мне лицом.
– У меня действительно раскалывается голова, мой милый, — сказала она. – Ты бы мог хоть немного посочувствовать, а не делать вид, что со мной невозможно иметь дело. – Говорила она очень убедительно. Актриса из нее вышла бы неплохая.
Я немного помолчал, размышляя, что лучше сказать для подслушивающих, если таковые имелись. Затем я произнес:
– Извини, я эгоцентричный подлец. Дай мне пинка, детка.
Она засмеялась, подошла ко мне, взяла мое лицо в ладони и поцеловала в губы. Но то, что должно было по идее являть собой символ примирения, под ее опытным руководством превратилось в нечто гораздо более страстное. Это явно не имело никакого отношения к тому плану, который я разработал для нее. Она обняла меня за шею, а затем произошло еще кое-что – весьма тяжкое испытание для человека, вот уже несколько недель ведшего самую целомудренную жизнь.
– Какая стерва, – нежно проворковал я, пытаясь высвободиться настолько, чтобы можно было говорить.
В ее глазах играла смесь озорства и злости. Она прижалась своей щекой к моей и прошептала в ухо:
– В чем дело? Разве это вас отвлекает от работы, мистер Секретный Агент? Вам ведь предстоит трудная ночь, не забыли? А у меня такая жуткая головная боль…
Мне вовсе незачем было дальше выдерживать свою целомудренную роль. Да. в Гонолулу я вел себя благородно, но зеленая девица, играющая в Мату Хари, – это одно дело, а взрослая женщина, знающая толк в эротических забавах, – совсем другое. Я от чистого сердца предложил ей роль, которая давала возможность оставаться в безопасности. Если она отказывается, это ее дело.
– Это саботаж, – сказал я, тесно прижимаясь к ней. – Я же говорил – не надо делаться неотразимой.
– Не забывай о микрофонах, милый, – насмешливо отозвалась она.
– К черту микрофоны.
Я крепко прижал ее к себе и, целуя, стал причинять ущерб целостности ее костюма.
– Мэтт, не надо. Ты же погубишь мой туалет…
– Плевать, – рявкнул я. – Надо было раньше подумать об этом. Я предупреждал тебя, киса, но тебе не терпелось показать всю твою сексуальность. Так что теперь марш в постель и не брыкайся, когда тебя будут насиловать.
– Терпеть не могу приказы, – сердито отозвалась она. – Я уже говорила: я люблю, когда меня просят.
– Не могли бы вы, миссис Марнер, лечь в постель, чтобы вас там изнасиловали, мэм?
– То-то же, – прошептала она. – Так гораздо лучше. Да, мистер Хелм, если вы только позволите мне снять трусики, то я с удовольствием лягу в постель, и насилуйте меня на здоровье, сэр!
Глава 15
Потом мы еще выпили на террасе отеля, вернее, на одной из многих террас на склоне, обращенных в сторону моря и очень походивших на отдельные книжные полки, то здесь, то там выступавшие из стены. Стало темнеть, и купальщики покинули пляжи. Человек в плавках укладывал спать семейство парусных лодок – он снимал разноцветные паруса – маленькие и треугольные – и вытаскивал лодки на берег. Сверху они очень напоминали доски, на которых плавали подростки у берегов Вайкики.
Мы находились на западном побережье острова, где пассаты не могли по-настоящему достать нас, но дальше от берега океан был изрезан волнами, поднятыми ветром. На фоне заката чернел низкий островок – это был Ланаи. На севере чернел массив Молокаи, над которым висели облака. Между нами находился, как я узнал из карт, пролив Паилоло протяженностью десять миль и глубиной до ста тридцати фатомов.
В свое время, по долгу службы, я немного изучил азы мореходства. Тогда это было необходимо, поскольку мы работали в Европе, и не всегда могли рассчитывать на помощь на воде. С тех пор я запомнил, что один фатом равен шести футам. Правда, это мало помогало. При желании можно утонуть и в шести дюймах.
– Позволительно ли прерывать медитации Хозяина? – почтительно осведомилась Изобел.
– Только в случае крайней необходимости, – сказал я, поднимая голову.
– Я просто хотела сказать, что была не права.
– Хороший способ дать понять мужчине, что он доставил даме удовольствие. Она была не права, – усмехнулся я.
– Я не о том, – сказала Изобел без тени улыбки. – Я извиняюсь за то, что вела себя как последняя стерва. Я понимаю, что вы хотели уберечь меня от возможных неприятностей, и потому я за это тебе благодарна.
– Понятно. Теперь посчитаем потери. Будем исходить из того, что они нас подслушивали, но даже если этого не случилось, не надо быть гением дедукции, чтобы понять: дама, которая оказывается в постели с джентльменом еще до того, как рассыльный успел вернуться вниз, не из тех, кто, стиснув зубы, выполняет свою часть неприятного контракта. Так что с этим порядок. Что еще?
– Ничего, – ответила она холодным тоном. Я только рассмеялся.
– Я понимаю, герцогиня, что вам хотелось бы услышать более респектабельное описание случившегося. Извините, но я пытаюсь смотреть на это глазами противника. Теперь нам никак не заставить их поверить в то, что вы сбоку припека. После нашей короткой, но жаркой интерлюдии это исключено. Не важно, слышали они нас или нет, но они никогда не поверят в то, что вы понятия не имеете обо мне и моей работе. Они будут убеждены, что вы прекрасно об этом осведомлены. Более того, они могут подумать, что вы сами агент спецслужб и присланы мне на подмогу, как это случалось раньше…
– Как это случалось раньше? – повторила Изобел. – Как-нибудь вы мне обязательно расскажете подробнее о вашей работе, мистер Хелм. Отдельные фрагменты звучат просто потрясающе-
– Ждите, ждите! – фыркнул я. – После вашей выходки, миссис Марнер, у вас все шансы понять, что такое наша работа, на вашем личном опыте. Теперь можно без преувеличения сказать, что вы увязли во всем этом по шею.
Какое-то время она молчала, потом протянула руку и накрыла своей ладонью мою.
– Может, именно этого я и хотела, Мэтт. Может, мне больше нравится что-то делать, а не сидеть в Гонолулу и смотреть на толстых американских туристов, вырядившихся как туземцы.
– Я уже говорил, это ваше дело. Я только надеюсь, что вам и дальше не откажет чувство юмора.
Изобел рассмеялась, похлопала меня по руке и убрала свою руку. Я откинулся на спинку стула, не спуская с нее глаз. Наш короткий обмен мнениями мало что мог изменить. К этому времени мы достигли того уровня взаимопонимания, каковой может быть достигнут лишь единственным способом. Это не означало, что теперь мы стали больше доверять друг другу и вообще лучше друг к другу относиться, что никак не было связано ни с тем, ни с другим. Это было какое-то необычное понимание чувственного плана, и при всей своей недолговечности оно неплохо грело.
Изобел, однако, мало походила на женщину, недавно совершавшую какие-то открытия в постели. Волосы ее были теперь гладко причесаны, губы неброско, но аккуратно подкрашены. Не было ни предательски разрумянившихся щек, ни поблескивающего носа. Ее темные очки снова придавали ей отстраненно-таинственный вид.