Вокруг то же пространство из двух рух, и почему-то меня это сильно бесит. Настолько, что даже посох на две части поделила. Правда от этого ни холодно ни жарко. Один взмах руки и он рассыпается на тысячи маленьких бабочек, которые сильно впиваются в спину, но приятная нега и ощущение восстановления силы будоражат душу. Отчего бы и не оскалиться. Пора бы на время вернуться в старый образ, хотя мне нравится быть женщиной. В этом нет ничего постыдного, но нужно отдать дань прошлому.
Как-то трусливо я себя веду, а ведь негоже так. В конце концов, я создала этот мир. Дожили! Никак не избавлюсь от этой привычки. Да что там привычка? Я себя женщиной признал! Но не об этом нужно думать; без посоха будет куда легче. Но для начала посмотрим на себя. Одна только мысль, одно пожелание — и вот передо мной зеркало во весь рост. И в отражении статный мужчина, завидный жених так сказать. И это я. Только в этом образе ощущаю всю свою мощь и власть.
И всё же я красавчик, но с этими волосами на женщину похож. (Да я и есть женщина!) Трудно быть Создателем. Однако, черные глазницы и золотой третий глаз, а ещё выжженные по всему телу рисунки цветов и надписи на языке Альма-Торана. А из одежды тряпки. Помню, был такой чудак, Будда, меня во всем копировал, но даже это не помогло ему изменить людей. Только это значения не имеет, в этом мире никто его не знает.
— Брат! — звонкий голос бьет по ушам, но хоть не по голове, как в прошлый раз! Когда я создавал Ра, не думал, что будет много проблем. Однако, становясь женщиной, я всем сердцем желал быть такой, как она. И до сих пор желаю, и буду желать. Стоило мне обернуться, как это золотое нечто кидается мне на шею, тем самым разогнав рух, открыв для глаз Вселенную, то бишь мириады звёзд, планет, миров и нескончаемой синевы.
— Да, это я, — как-то досадно оповещаю свой приход. Ведь это значит, что мне придётся убить её и Того, чтобы вновь обрести свою мощь. Для чего? Пока не знаю. Но если не буду держаться Аладдина, окончательно стану эгоисткой, как когда-то давно.
— Значит, — всё ещё не выпуская из своих тонких рук, чуть наклонилась назад и возмутилась моя любимая сестрёнка: — Ты обманывал нас целых две тысячи лет! — ни капли не стыдясь своего поведения, киваю. — И только строил из себя дуру, — если бы она могла краснеть, была бы не хуже вареного рака, разгневанного вареного рака.
— Хочу оттянуть этот момент, — честно признаюсь и восхищенно смотрю сверху вниз. Ведь я, как Вирсавия, не могу смотреть на эту чертовку свысока, потому что ниже. — Где мой любимый брат? — оглядываюсь по сторонам, но не вижу Того поблизости. На душе даже легче стало, не могу я вернуть себе силу ценой их жизни.
— Ушёл погулять по бесконечным просторам, — с некой грустью отвечает Ра. — Я даже не удивляюсь такому повороту судьбы, ибо помню, как ты продумывал свою жизнь на Земле, как стереть память на время, — виновато смотрю вверх и свищу. О, эти чудные звезды напоминают влюбленных. Отчего-то улыбаюсь, не забывая слушать Ра. — Ты знал, что всё так сложиться? — она отходит от меня и смотрит на «влюбленных».
— Неа, — я не знал, что в итоге может появиться другой мир. — В этом виновата мой эгоизм, — и это так. Даже я, Иллах, не могу всё продумывать наперёд. Люди привыкли считать меня добром, а грешников порождением зла, даже не думая о том, что и я порочен. — А, знаешь, Ра, — игриво обращаюсь к сестре, — я не жалею об этом, потому что смог познать то, на что обрек своих чад, всю боль и радость, тяготы и ценность воспоминаний прожитого дня, — отворачиваюсь от неё, потому что плачу. Смешно, да? — У меня был сын, есть внук и новый мир. Я не буду решать его судьбу, потому что не имею права. Но помогу Аладдину. Это его мир, — замолкаю, не могу закончить свою мысль.
— Почему? — холодная рука ложится на моё плечо. Она и не догадывается?
— Потому что хочу хорошенько запомнить их всех, — а слёзы всё катятся и катятся по щекам. — Ведь они в один день вернутся в поток рух, а я останусь одна наедине с собой и мириадами жизней! — снова принимаю свой излюбленный образ Вирсавии.
— Мы подождём, когда ты будешь готова, — и на второе плечо опустилась её холодная рука; так не хватало её поддержки. — Но с Давидом и Арбой нужно что-то делать, ибо они ставят существование мира Аладдина под угрозу, — тяжко вздыхаем, чему тихо смеемся. Мой эгоизм привел к стольким событиям, что я и не знаю, смогу ли со всем справиться или же по-настоящему умру. Давид знал, кто скрывается под Вирсавией, но не убил меня, не захватил мою силу. Но в живых нет моего любимого сына, Соломона. И вообще… Люди воистину моё подобие, такие дрова ломают.
— Вирсавия, — вздрагиваю и хлопаю ресницами, недовольно надувая щеки и смотрю на Джафара. — Не холодно? — взбадриваюсь и оглядываюсь: на улице ночь, а я сижу под деревом и в ус не дую. — Завтра будет пир в честь наших гостей, и, хоть и не время, прошу расположить к нам принца и принцессу Ко, — как всегда ассасин спокоен, а я вот в очередной раз вздыхаю.
— С принцессой Синдбад сам идеально справится! — махаю ему, чтоб отстал от меня, заваливаясь на бок на зеленую травку и закрывая глаза.
— Вирсавия, ты же не собираешься спать здесь? — звучит как угроза с явным намёком дать мне пинка, но советник пока сохраняет спокойствие и не предпринимает каких-либо действий по отношению к моей предательской тушке. Хм, теперь я хочу посмотреть на лицо Синдбада и остальных, когда предстану в «истинном» обличье. Но злить малыша Джафара не хочется, поэтому послушно встаю с матушки-земли и обиженно кошусь на него.
— Мой маленький братик, сон на природе куда полезнее, — умно так высказываюсь.
— Ну почему ты не похожа на остальных женщин? — обреченно задает вопрос в никуда, на что я хихикаю:
— Тогда бы меня здесь не было, или же я была бы женой короля, но разорила страну, — от такого заявления бывший убийца хватается за сердце.
— Да ну тебя! — как выплюнул, Иллах свидетель. (Ага, свидетель!)
Но мне ничего не хочется, так что желаю ему сладких снов и перемещаюсь в свои покои. Джафар точно заметил отсутствие посоха, но промолчал, и правильно сделал. А промывать мозги из-за какой-то мелочи не хочется. А поскольку я и не такое могу, скажу, что потеряла. Поищут немного и забудут. Кто гений? Я гений. Чует моя пятая точка, поплачусь я за свои выходки.
Утро следующего дня
Сегодня я встала рано, так как день ожидался быть трудным. Поэтому я прокралась на кухню, где добрая бабуля накормила меня, не забыв намекнуть, как сильно не хватает детского смеха во дворце, на что я только кивала, но молчала. А после подумала, успею ли я разобраться, на первый раз хотя бы поговорить с Арбой. Да, в последние годы я стала самоуверенной и самонадеянной, но никто не останется в обиде. Арба — пережиток прошлого, как и я, она моя проблема, и Аладдин не должно вмешиваться.
С этой стороны вопрос решен. А что на счет Сина? Думаю, не стоит ему говорить о своих намерениях и надо свалить. Но, как говорится: «Вспомнишь заразу, явится сразу!» Да, в поле зрения появился Синдбад. И я не убегаю, не прячусь.
— Си-и-и-и-ин! — радостно кричу на весь коридор (не удивлюсь, если и на весь дворец), махая рукой. И мне дохрена лет? Наверное, я всё же не могу чувствовать момент, как люди, поэтому и веду себя по-детски. Но не будем о грустном и улыбнемся во все тридцать два. Повелитель семи морей сам заулыбался, аки солнышко решило всех ослепить. На месте стоять я не могла, так что пошла ему навстречу. И уже было кинулась в объятия, как нечто щёлкнуло в мозгу и резко отошла на шаг, чему сама очень удивилась.
— Доброго утра, — выдавливаю из себя улыбку, смущаюсь, чуть краснею и отвожу взгляд.
— Доброго, — мужчина-то в шоке, небось думает, что решила поиздеваться. Я и себя сама не понимаю, а тут такой мужчина на мою голову. И это не сарказм! Наверное, от того, что во мне и добро, и зло, я вижу людей насквозь. Все видят в Синдбаде хорошего человека, короля, и только я (коза такая), ища подвохи, обязательно натыкаюсь на изъяны. Потому что они присущи и мне. Подхожу к нему вплотную, встаю на носочки, обхватываю его шею руками и целую. Он не сразу отвечает, наверное, ещё в шоке. Да, немало проблем я ему принесла.