— Папка, ты в порядке? — Син волновался, но был разозлен и на себя, и на отца.
— Да, — Бадр улыбнулся и потрепал девчушку по голове. — Сави, ты очень храбрая, но иногда нужно отступить.
Может Синдбад и вспыльчивый, но в его случае это плюс; слова отца были последней каплей для его терпения.
— Почему ты ничего не сделал? — мужчина удивленно посмотрел на сына. — Ты ведь был солдатом! Если бы захотел, ты мог бы их всех побить! Почему же ты стоял и ничего не делал? — у мальчишки началась истерика.
— Да ладно! Что я мог сделать с одной ногой? — Вирсавия опустила голову и сжала губы, а вот обладатель фиолетовой шевелюры униматься не хотел:
— Разве не было обидно? — он с неким вызовом посмотрел на отца. Бадр продолжал улыбаться: Синдбад ещё мал, но когда вырастет, обязательно поймёт. — Почему ты ничего не ответил им? Только стоял там и смеялся! — он продолжал винить отца. — Пап, это совсем не круто! — кареглазый не сдержал слёз, а мужчина всё продолжал улыбаться. — Ты глупый! — выкрикнул мальчик и, словно молния, убежал. Вирсавия осторожно взглянула на моряка, а он всё улыбался.
— Похоже мне теперь не порыбачить, — досадно глянув на остатки того, что когда-то было лодкой. — Ты как? Не обращай внимания на их слова, — обратился он к Вирсавии, поманив рукой к себе.
— Не важно, что они говолят, я вас всё лавно люблю, — быстро очутившись возле Бадра, она добавила: — Ты очень клутой, только Синдбад не понимает. Я лада, что у меня такой сильный папа, — схватив его за руку, она уткнулась ему в предплечье.
— Скажи это ещё раз, — девочка в недоумении посмотрела на улыбающегося, как дурак, отца. — Ну ещё раз скажи: «Папа», — захлопав ресницами, она широко улыбнулась.
— Папа, тебе чем-нибудь помочь? — он отрицательно покачал головой. — Тогда я пойду домой и помогу маме, — она в ожидании не отводила взгляда.
— Конечно, — Бадр потрепал её по голове, и она побежала домой, намереваясь успокоить Сина.
— А может не надо? — синеглазую сплавили вместе с Синдбадом за водой. Но кто же мог знать, что они найдут беспомощного человека без сознания. И мягкое место подсказывало Вирсавии, что спасение этого человека ни к чему хорошему не приведёт. Но, будучи пятилетним ребёнком, осознавала это не до конца, и устоять перед благородным порывом Синдбада не смогла. Да и мысли были заняты другим: ей не впервые было слышать слова о своей ненастоящей принадлежности к семье экспатриота. Однако она им не верила, а Бадр и Эсла продолжали относиться к ней, как раньше. Ей только пять лет! И чем больше она пыталась думать, тем больше закипала голова, и сие дело забрасывалось.
На следующий день…
Бадр и Эсла поражались поведению детей: в то время как Синдбад не стеснялся и осматривал спасенного торговца с ног до головы, трогая его необычные желтые волосы, то Вирсавия держалась на несколько шагов дальше, поглядывая сначала на мальчика, а потом на обладателя блондинистой шевелюры. Но когда чужеземец заговорил о мире за пределами деревни, она, не раздумывая, подошла ближе. Как и у кареглазого, у неё появилось несгораемое желание увидеть мир. И хоть Эсла была против, иностранец остался у них на то время, пока не поправится.
С этого дня Дариус, так его звали, рассказывал детям истории о далеких странах, не похожих на друг друга людей, необычных животных и многое, многое другое. Эти рассказы могли длиться до поздней ночи. И Синдбад, и Вирсавия всегда слушали до конца.
Чужеземец был знающим человеком и владел словом, был великолепным рассказчиком. Мир для детей становился всё больше с каждой историей: будь то пугающая былина, то сказочная легенда с хорошим концом. Их интерес становился всё больше, рос энтузиазм и настроение было выше некуда. Эти рассказы были словно сны наяву.
Длилось это недолго, так как несколько дней спустя в Тисоновую деревню пришли солдаты. Они искали шпиона из Рема и требовали, чтобы каждый, кто хоть что-то знает, немедленно сообщил им. Не трудно догадаться, что тем самым шпионом был Дариус, которому доверилась семья Синдбада. И он взял заложником маленького Сина. На помощь Эсле никто не пришел. Кому это надо? Она же жена экспатриота. Женщина не смогла сдержать слёз. А вот Сави, которой было велено не высовываться, никак не могла заплакать, но очень хотела. На лице девочки был шок, и этот шок не давал ей совершить глупых поступков. Она видела, как Бадр стал на колени, но плакать не могла. Всё больше она удивлялась силе того человека, который ей как отец, и всё больше она злилась на людей, окружающих её. Они стоят и ничего не делают, оправдывая свою трусость экспатриотизмом.
Вскоре прибыли военные и взяли ситуацию под свой контроль. Они забрали тело Дариуса и взяли Бадра под стражу. За помощь вражескому лазутчику его подвергли жестокому допросу и ударам плетями. Без преувеличения, это была настоящая пытка. Позже его признали невиновным, но присудили к участию в боевых действиях. За это с его семьи сняли все обвинения и только так он мог избежать смертной казни.
И когда Бадра отправляли на войну, он оставил пищу для ума всем. Мужчина уходил с улыбкой, которую он дарил своей семье, подбадривая их. Синдбад не забудет его слов, он обязательно позаботится о матери и Сави. В тот день синеглазая плакала искренне и долго, никого не стесняясь, не обращая никакого внимания. Тогда Синдбад понял истинную силу своего отца и важность урока, который тот преподал ему ценой своей жизни. Он навсегда запомнил его улыбающееся лицо в тот момент.
Несколько месяцев спустя пришло извещение о смерти главы семьи. В полученном гробу были его личные вещи и меч. С тех пор прошло девять лет. Теперь детям по четырнадцать лет. Они рано повзрослели, и от детских характеров осталось немногое...
====== Прошлая жизнь как страшный сон. ======
Одетая в старую серую тогу*, синеглазая девушка с длинной синей косой бежала всё дальше, всё выше в гору, ступая совершенно босыми ногами по земле; она не ощущала дискомфорта. Ей нравилось чувствовать землю. Весь свой путь она смеялась. Несмотря на жестокость, несправедливость и опасность родного мира, синеглазая всё равно смеялась. А её глаза цвета то ли моря, то ли неба, смело смотрели вперёд. И это невзирая на то, что люди, хоть и древнейшая раса, самые слабые, жили в страхе. Но только не они и не её деревня, которая была одной из немногих, что боролись за право жить. Девушка смеялась.
И смеялась тогда, когда юноша выше её на полторы головы пытался догнать. Его чёрные волосы отливали синим на солнце и были чуть короче шевелюры синеглазой, у которой они были немного ниже поясницы. Видимо, длинные волосы одна из особенностей их народа. Его карие глаза смотрели с волнением и обидой. Даже поймав её, вдыхая её запах, прижимая к себе крепко-накрепко, его сердце не желало успокаиваться, наоборот, билось всё сильней и сильней.
«Вирсавия», — тихо шептал он её имя, крепко, но нежно, будто что-то хрупкое, обнимал, не желая отпускать. Наслаждаясь объятиями, обладательница синей шевелюры услышала подозрительный шорох в кустах и, выбравшись из цепких рук Давида, она, ничего не сказав, помчалась к кустам и быстро раздвинула их. Девушка, вместо того, чтобы отскочить и вскрикнуть в страхе, чуть-чуть дрожа, робея, попыталась наладить контакт с обнаруженным детёнышем дракона, который, судя по всему, толком даже летать не умеет.
Сия выходка не была одобрена возлюбленным. Ведь драконы были для них, людей, главной опасностью, и раз в год жители деревни приносили жертву: то юношу, то девушку. Но Вирсавия была уверена в себе, она не желала оставлять маленького дракона на произвол судьбы. И было решено, что она с Давидом отнесут его до горной гряды, которая находилась недалеко и была границей для двух рас. По возвращению в скалах синеглазая случайно порвала свою тогу, но не обратила на это должного внимания. Молодые люди и не заметили того, кто следил за ними. К несчастью, даже у самой обычной влюбленной девушки были враги.
Тем же вечером Давид за одним столом со своим дедом, старейшиной деревни, попивал чай перед очень важным разговором. Вся атмосфера давила на юношу. Старик хотел уже начать, да не мог подобрать слова. Юноша уже сам захотел начать говорить, но почувствовал усталость: глаза слипались, появилось несильное головокружение и тело налилось свинцом. Давид с подозрением посмотрел на чашку чая.