«Пока тебя и Вирсавии не было, на нас пытались напасть драконы, — голос деда был совсем никакой. — Тот, кто следил за вами, — продолжал старик, — нашёл на гряде кусок ткани от её одежды».
Такой расклад брюнета не устраивал. Да и слабость в теле не давала твёрдо стоять на ногах. Давид успел только зло нахмурить лицо, а после упасть на пол замертво, косо взглянув на проклятую чашку чая. Старейшина деревни, будучи довольно сильным мужчиной для своего возраста, смог уложить внука на кровать. Он напоминал ему себя в молодости.
«Давид, ты займёшь моё место в будущем, и участь твоя выбирать правильное решение. А ей может помочь только Иллах», — прошептав с сожалением, он направился к не подозревающей ничего Вирсавии.
На следующее утро синеглазая совсем не плакала. А зачем? Слезами горю не поможешь. И она просто улыбалась всем назло. Все посчитали, что с горя та и свихнулась. А её не покидало чувство чего-то хорошего. И даже мрачность вокруг: ритуальные песни, косые взгляды тех, кто сожалел, и тех, кто презирал — ничего не пугало обладательницу синих волос. И только внимательные могли заметить дрожь в её ногах.
Белое платье тянулось по земле. Всё выше она поднималась. И стоя на вершине, Вирсавия всё-таки признала свой страх. Сильный ветер дул в спину, будто подталкивая вперёд.
Вдалеке послышался рёв дракона, а после всё видней были его очертания в ясном небе. Когда его можно было хорошо разглядеть, синеокая, уже ни о чём не думая, сделала, как казалось, последний шаг вперёд. Она ожидала оказаться в когтистых лапах летающего ящера. Но вместо этого очутилась в очень ярком пространстве, где порхали золотые и чёрные бабочки, перед этим успев краем уха услышать очередной рёв дракона.
В этом месте было так легко. Девушке это казалось сном. Скрип за спиной заставил Вирсавию обернуться. Перед собой она увидела соединённые между собой и напоминающие тори качели на цепях. На одной из качелей сидело светлое золотое существо с чёрными пустыми глазницами и силуэтом оно напоминало женщину. Напротив сего существа было другое: чернее тьмы с золотыми глазницами и силуэтом оно было подобно мужчине. Девушка едва сдержала крик. Синеглазая слышала голоса. Она попыталась спросить, но собственного голоса не слышала, чему удивилась и растерялась.
Перед Вирсавией появилось непонятное извивающееся нечто, вокруг которого чёрные и светлые бабочки порхали, сливаясь в один поток.
«Не бойся», — пронеслось в её голове. Один из множества потоков отделился от извивающегося существа и впился девушке в ключицу над сердцем. Вирсавия, к своему счастью, ничего не почувствовала, было совсем не больно. Чувство прилива некой энергии ещё долго не покидало её разум. Синеокая снова услышала чьи-то голоса:
«Давно пора научить людей дару, что очень долго ждал своего часа — магии. А ты, Вирсавия, береги благословение Иллаха», — и вокруг неё закружилось множество тех самых бабочек.
А дальше время шло своим привычным ходом. Драконы больше не трогали их деревню. Вирсавия открыла у себя дар к магии, чего поначалу до жути боялась. В их поселение появились те существа: Того и Ра и обучили людей магии. Давид на пару с Вирсавией стали сильнейшими магами и супругами по праву. Их интерес к знаниям был неиссякаемым. И вроде всё было хорошо, но война против других рас не прекращалась. Именно в тот момент и появились разногласия меж мужем и женой.
Давид так и не узнал, что синеглазая носит под сердцем их дитя. Он встал на сторону тех, кто предлагал порабощение. Она же собрала своих людей в противовес им. Так и началась очередная война. Противостояние двух сторон вызвало множество разрушений. Магия выражала их чувства в боях. Сильные волей пошли за Вирсавией, отдавая в её руки свои жизни. И бились они против священников, которые их презирали. Только жажда величия не покидала мерзкие души и борьба интересов не скрывала взгляды и эмоции. Небо плакало, когда маги бились. Ветер ревел и метал в тщетных попытках всё прекратить. Земля разрывалась от боли, принося ещё больше бед, а глас Иллаха никто не желал слушать. Сто лет шла война беспрерывно. На протяжении стольких лет силы Вирсавии истощились и с каждым днем их становилось все меньше. В итоге, Вирсавия подорвала своё здоровье, и, скрывая свою боль, ради жизней тысяч людей сдалась без боя, ни на минуту не забывая вину, лежащую на её плечах. Вечное раскаяние было её наказанием. Старейшина Давид надеялся, что она образумится и примет идеологию священников, но на протяжении долгих семисот лет женщина просто-напросто игнорировала всех. А после решила, что пора явиться на свет сыну, имя которому было дано Соломон. Давид был ошеломлён и рад, и не скрывал радости своей. Однако супруга не подпускала его близко к мальчику. Ей удавалось это целых семь лет, а после организм не выдержал всего пережитого и сдался. Вирсавия оказалась прикованной к кровати. А что было с сыном она и подавно не знала.
Соломон был лишён радости видеть свою мать пять лет. За это время он обрёл немало знаний, познакомился с интересными людьми, которые впоследствии помогли забрать Вирсавию в созданный им отряд «Сопротивления», в котором люди разделяли его интересы и цели. Благодаря талантливому волшебнику, Уралтуго Нои Нуэфу, Вирсавия вернулась в форму. Она догадывалась, что её болезнь дело рук священников, однако эти знания скоро ушли на второй, а то и на третий план. Теперь женщина стала сердцем самого большого магического сосуда в этом мире штаба «Сопротивления».
Вирсавия передвигала его, охраняла вместо десятерых. Она сама выбрала свою судьбу — синеглазая не могла покинуть место, которое стало домом. И на протяжении многих лет она была со всеми людьми отряда, которые частенько называли её мамой. Эта женщина снова вернулась к жизни. К ней вернулась любимая свобода, как и ответственность, против которой ничего не имела. Синеокая вернулась к настоящей жизни со всеми её плюсами и минусами, радостями и тяготами. И самое главное — сын был рядом. Вирсавия старалась просто быть рядом. Советчик, помощник и лидер из неё совсем никакой. Да, женщина по-прежнему считает себя плохой матерью. Другие так не думали, хотя… Только одна Арба держалась подальше от синеглазой волшебницы, на которую так была похожа.
«Почему?» — шатенка часто задавала себе сей вопрос. А жизнь всё шла своим чередом. Но много лет спустя…
…после победы над Давидом, Соломон всё больше отдалялся от людей. А мать, резко постаревшая после уничтожения штаба и встречи с возлюбленным, медленно умирала. Ведь перед самой последней битвой отца и сына, женщина отдала молодому царю часть сущности Иллаха, что была с ней с того самого дня. Всем казалось, что Соломон ничего не замечает. Но было не совсем так. Он видел всё. Соломон видел, как Сава по секрету шепчет Вирсавии имя внука; улыбку матери; то, как она с достоинством ждала своего последнего часа. Атмосфера вокруг, несмотря на всё, не казалось мрачной.
Наоборот, в воздухе витала аура умиротворения, подобно которой никогда ранее не было. И если многие хотели плакать, они просто не могли. Хотя, казалось, ещё чуть-чуть и терпение людей лопнет. Соломон чувствовал это. Мужчина осознавал своё нынешнее положение.
Однако всё же и он был простым человеком, у которого желание может преобладать над ограничением. И пусть все осуждают его, да только царь всё равно вернёт матери ту сущность Иллаха, что по праву её уже давно. Он знал, Вирсавия была Его любимым чадом. Ей было подарено желанное всеми людьми — бессмертие. Да только не принесло оно синеглазой счастья. И сын вернул его матери. Оно вернулось тем самым потоком, как и тогда. Вирсавия молодела на глазах каждую секунду, превращаясь в маленького и беспомощного зародыша.
Приснится же такое! Мне нужно прогуляться через векторный мир. Пока, не дай Иллах (старая привычка!), не началась паника. Секунда — и я в самом красивом месте Магноштада: в парке фонтанов и зелени, что находится близ академии. Проходя ближе к одному из фонтанов, смотрю на звёзды. Вся прошлая жизнь как кошмар напоминает о себе. Зачем? Ведь я и так не забываю, как любила гулять ночью под звёздным небом, особенно с Давидом, слушая рассказы о битвах и других проделок молодых парней. На меня волной накатило волнение и радость тех дней. Заплакать что ли для приличия? Уф! Аж мурашки по коже. Надо чем-нибудь укрыться. Правильно, надо наколдовать плед.