Записка была написана на русском языке. Автор вкратце сообщал, что хочет «обсудить чрезвычайно важный вопрос» на «строго конфиденциальной основе» с «соответствующим американским представителем». Предлагал скрытно встретиться либо в машине американского представителя, либо у входа в станцию метро. Определенное направление радиатора и капота автомашины с дипномерами посольства США, запаркованной в указанное им время и месте, подскажет ему, где произойдет встреча. Схема двух мест предполагаемой встречи и места парковки машины для подачи сигнала прилагались.
«Ну и ну!» — ознакомившись с посланием, воскликнул Фултон и, зажав в кулаке записку, нервно зашагал по кабинету. А нервничать было из-за чего! Ведь именно по указанной в записке схеме осуществлялись оповещение и связь с недавно поступившим в распоряжение резидентуры особо ценным агентом, завербованным ЦРУ в Латинской Америке.
«Черт подери, неужели этот малый — подстава КГБ?! Если это так, значит, там уже известны наши методы работы с «Тритоном»![1] Да быть того не может! Скорее всего, этот невзрачный тип с мороза — просто прирожденный конспиратор… Н-да… Нет-нет, предпринимать ничего не стоит, похоже, это — тот самый случай, когда лучше выждать, чем идти на поводу у соблазна… И пусть незнакомец докажет свою лояльность передачей конкретных секретов… Впрочем, шифровку в Лэнгли отправить надо в любом случае!»
* * *Пожелание резидента исполнилось 3 февраля. Когда он садился в машину, перед ним вновь, как фантом, возник уже знакомый мужчина. Ограничившись фразой приветствия, он бросил в машину клочок бумаги и исчез.
Хотя машина была припаркована вблизи посольства в Большом Девятинском переулке, ее из-за высоких снежных сугробов не было видно охранявшему здание милиционеру. Фултон понял, что расчет «Невзрачного» был сделан именно на это. В записке повторялась просьба о встрече с официальным американским представителем. Однако штаб-квартира ЦРУ и на этот раз запретила отвечать на предложение незнакомца.
Две недели спустя, вечером после рабочего дня, «Невзрачный» снова оказался у машины резидента и молча кинул на сиденье записку:
«Мне понятна ваша озабоченность возможностью провокации. Но я — всего лишь инженер закрытого предприятия и совершенно не искушен в тайных делах, поэтому, быть может, не все делаю правильно. Уверяю вас, что я имею доступ к настолько ценной информации, что она сможет изменить баланс сил в пользу Соединенных Штатов. Сведения о своей личности я не сообщаю лишь потому, что не уверен, попадет ли записка в нужные руки».
В заключение вновь излагалась просьба войти с ним в контакт, а также давалось описание новых мест и условия встречи.
* * *В стремлении «Невзрачного» установить контакт с сотрудниками московской резидентуры ЦРУ опытный психиатр усмотрел бы признаки гипоманиакального поведения, но Директор ЦРУ адмирал Стэнсфилд Тернер расценил его по-своему, обнаружив в его действиях подтверждение своим подозрениям, что все это провокация КГБ. Ведь известно, что русская «наружка» ведет наблюдение за американским посольством 24 часа в сутки. Какой идиот рискнет так прямо подойти?! Только тот, кому нечего терять, поскольку он — не настоящий шпион-инициативник, а действует под руководством и по наущению КГБ.
Кроме того, домогательства «Невзрачного» встретиться с представителем резидентуры пришлись на неподходящее для него время.
Во-первых, американцы готовили проведение ряда разведывательных операций в Москве. Поэтому штаб-квартира ЦРУ приказала Фултону не распыляться и сосредоточиться на запланированных мероприятиях.
Во-вторых, что важнее, Сайрус Вэнс, госсекретарь администрации вновь избранного президента Джимми Картера, вскоре должен был посетить СССР. Разумеется, Белый дом не желал осложнять взаимоотношения двух стран накануне его визита.
В результате, ввиду отсутствия информации о личности «Невзрачного» и о его доступе к конкретным секретам, хозяин Лэнгли вновь приказал проигнорировать предложение русского.
* * *В марте Роберт Фултон, положительно оценив настойчивость русского, еще раз попытался получить согласие штаб-квартиры ЦРУ на встречу, чтобы выяснить, кто он и какую информацию может предоставить. Однако адмирал Тернер, который был известен своим притупленным разведывательным обонянием, опять запретил выходить на контакт с «Невзрачным», мотивируя свое решение «сложностями контрразведывательной обстановки вокруг резидентуры».