— Все хорошо, Дрю. Все будет хорошо, даю слово.
По-моему, он и сам в это не верил.
Глава 2
Пакет со льдом немилосердно жег кожу, но от него спадал отек и проходили синяки вокруг носа. Я вздохнула, поерзала на стуле и сморгнула набежавшие слезы. Хорошо, что Грейвс додумался захватить мой жакет — прикрыть «гусиную кожу» на голых плечах.
— Это я виновата, — упрямо повторяла я. — Надо было просто швырнуть Ирвинга от себя, а не бить его в нос.
— Дело не в этом, — вздохнул Дилан.
В последнее время он вздыхал намного чаще, а иногда казалось, что он только и делает, что вздыхает. Его профиль мог бы украшать римскую монету, а настоящее его имя, насколько я расслышала, было совершенно непроизносимо-готское. То есть действительно исторически-варварское, а не в смысле из субкультуры подростков со скорбными лицами и черной помадой.
Здесь, в Школе, сложно что-либо понять. Преподаватели походили на подростков. Самым старшим спокойно дашь лет двадцать. Но они из «поздних» и выглядеть даже на тридцать не будут никогда. Огаст — друг моего отца, которому я позвонила, чтобы проверить историю Кристофа — видимо, один из них. Всегда хотела спросить, но стеснялась.
Проведя рукой по черным волосам, Дилан плотнее уселся в кресле. Его стол был завален бумагами, посреди которых стоял большой серебряный шар — помню, я все пялилась на него, когда оказалась здесь в первый раз, но потом до меня дошло, что это ограненный металлом череп с острыми клыками и длинными резцами. Я в очередной раз остановила себя — ну очень хотелось спросить, правда ли это череп настоящего вампира.
За спиной Дилана с высоких стеллажей на меня жмурились увешанные паутиной книги в кожаных переплетах. Пахло кожей, пылью и юношескими гормонами. Но все равно чувствовалось, что это кабинет директора.
Я побывала в кабинетах у директоров школ по всей Америке. Потом поняла: не хочешь туда попадать — не возникай. Наконец, мне это надоело.
Грейвс стоял у меня за спиной. Сесть Дилан ему не предложил. Мне это не понравилось особенно потому, что Дилан отказывался говорить или даже садиться, пока не сяду я. Окна в кабинете, как и во всей Школе, были забраны железной решеткой. Очутившись здесь в первый раз, я попыталась пошутить, мол, решетка — это чтобы держать нас внутри или вампиров снаружи? И гробовая тишина. По выражениям лиц присутствовавших я поняла, что мне лучше заткнуться.
Там, за окнами, лужайки залил лунный свет. Словно часовые, стояли деревья, посеребренные плотным, как стена, туманом — он белыми призрачными пальцами дотягивался до голых черных ветвей.
Я прижала пакетик со льдом плотнее к переносице, и он хрустнул. Осторожно посмотрела на Дилана.
— Послушай, — заговорил он, всем своим видом показывая, что его терпение — вынужденное. — Обучение боевым искусствам займет немало времени да и начнется не раньше, чем у тебя наступит «становление». Если невмоготу, то лучше практикуйся с преподавателями, а не со студентами. А Грейвс… Не вмешиваться же ему каждый раз, когда тебя обидят. Это небезопасно. Для вас обоих.
Дилан великодушно не упомянул о том, как я пробудила в Ирвинге жажду крови. Что ж, мило.
Я ждала, что Грейвс что-нибудь скажет, но он упрямо молчал, даже когда мы встретились взглядами. Ненормальный румянец на его щеках исчез, и только глаза горели из-под густой челки. На скуле красовался синяк — распухший, лиловый. Ничего, до завтра пройдет. У лупгару все заживает даже быстрее, чем у вервольфов. Лупгару приобретают силу и скорость, но не страдают боязнью серебра и не рискуют потерять над собой контроль.
Вот так-то. За одну неделю я узнала про оборотней намного больше, чем вложил в меня папа за долгие годы — как ни штудировали мы с ним фолианты в кожаных переплетах и сколько ни ходили на охоту.
Грейвс стоял с упрямым и вызывающим видом, уголки его рта опустились. Сквозь космы волос поблескивала серьга. Он буравил взглядом Дилана.
Да, помощи от него не дождешься. Придется самой.
— Это все я виновата, — снова затянула я старую песню. — У преподавателей нет времени со мной заниматься. К тому же они думают, что я хрустальная! Всей этой коррективной фигни мне было достаточно и в обычной общеобразовательной школе. Я так ничему не научусь, если вы будете сажать меня к дошколятам.
— Дрю, ты светоча. Ты бесценна. Ты не понимаешь, как многого ты стоишь — мертвая для носферату и живая для нас. — Дилан облокотился об стол. Хрустнули бумаги. — Мне повторить? У тебя еще не было «становления». Когда будет, тогда ты сможешь принимать участие в более серьезных боях. Но до тех пор…