Всеволод Алферов
Предательство белыми красками
— Не могу…
Тень в полутьме. Шелест шепота в узкой каморке.
Вспыхивает кошачий глаз масляной плошки — вспыхивает сам собой, хоть никто к нему и не подходил — разбрасывает сполохи по старым, потемневшим от копоти стенам.
На полу сидит юноша: закутавшись в покрывало, откинувшись спиной на лежанку. Голова его бессильно опустилась на грудь, в знобком холоде на лбу выступили капельки пота.
— Не могу… — сдавленный, едва слышный хрип.
В плотно закрытые ставни скребется буря.
Столпы Мира — перевитая слоями туч, укрытая шапками снега и льдов горная цепь. Неприступным барьером высится она на краю ойкумены, защищая южные равнины от стылых ветров. Сколько ни есть на севере снега и холода — кажется, они оседают в этих горах, словно те грудью принимают на себя удары природы.
Это скудный, неплодородный край. Чтобы выстоять перед морозом и ветром, перед вьюгами и штормами, горы тратят все свои силы. Как воины — ведь и мужчина выбирает что-то одно: теплый дом, семью и детей — либо тяготы и невзгоды в бою. Столпы Мира выбрали бой, потому там и не растет ничего, кроме хвои и жухлой травы.
Но и в Столпах живут люди: суровые, благородные — и безжалостные, как земля, которую они выбрали своим домом. Они селятся кланами, которые так и не научились жить миром — все воюют друг с другом, заключая краткие союзы. И неудивительно, ведь Столпы Мира — край воинов. Край, в котором сражаются за каждую пядь плодородной земли, за каждый клочок скудного пастбища. Сражаются не только с другими кланами — но и с природой, норовящей то сгубить урожай заморозком, то побить его градом.
У народа гор есть суровый обычай: любого, кто использует колдовство, считают предателем. В их земле иначе нельзя: слишком долго колдуны с юга искали в горах золото, меха и металлы, слишком много бед пережили горцы от южных хозяев.
Предателей изгоняют, и никто, даже враждебный клан, не пустит изгоя на порог. Не подаст ему хлеба. Не бросит и самой завалящей одежды.
Потому-то одинокий путник в горах — всегда изверг: тот, кого извергнул из себя род.
Одинокий путник в горах — все равно что мертвец. Он дышит, и мыслит, и мерзнет — но он уже мертв. Потому что зиму в горах в одиночку еще не переживал никто.
Дирк не просто хотел побывать на юге — он мечтал, он грезил ночами, как однажды спустится с гор, как седая хвоя сменится зеленью. Как плечи утесов уступят место округлым, как женское тело, холмам.
— Тепло, правда? — юноша обернулся к Даккану.
Тот не ответил, лишь закутался в меха поплотнее, словно боясь поддаться мягкому дыханию юга. По щекам воина ручьями катился пот.
— Ты чем-то недоволен? — Дирк бросил на него обеспокоенный взгляд.
— Ты возглавляешь посольство, — буркнул старик. — Ты сын Видящей, это твое испытание.
— Даккан, даже я понимаю, что ты здесь, чтобы не оплошал я, — Дирк коснулся символа клана, что крепился на стягивающей волосы тесемке. — Ты умудрен годами и опытен — конечно, я ищу твоего совета!
«Слишком явно!» — успел он подумать. Но Даккан купился на лесть. Поворчал что-то под нос, пожевал губами и бросил:
— Ты держишься молодцом. Все в порядке.
И так раз за разом. Сделать ложь лицом, а не маской. Настоящим. Дирку было что скрывать: от семьи и друзей, от всего клана и даже от родной матери. Он был магом. Магом — а значит, предателем.
Торговый поселок был именно таким, каким представлялся Дирку. Тройка добротно срубленных изб, общий дом горцев, загон для скота. Хмурое небо нависло так низко над крышами, что казалось, вот-вот придавит их плотными серыми тучами.
Их ждали.
— Кланы гор приветствуют народ юга! — Дирк остановился перед посольством, прижал к груди руки.
— Люди низин отдают честь защитникам севера! — с десяток мечей выдвинулись на пядь и с лязгом скользнули в ножны. Настал черед говорить Дирку — а тот все не мог отвести взгляда от посла равнин.
Молодой, лет на пять-семь постарше. Стройную фигуру облегала длинная роба, полощущаяся на ветру… Главное, однако, мог видеть только Дирк: сила облегала чужака подобно второй коже. Если бы он закрыл глаза — и то видел бы южанина. Вторым, внутренним зрением. Их встречал маг. Боги, зачем искушаете?
Он не помнил, какие слова говорил, какие ритуалы повторял вслед за южанином.