Странно, подумал Сергей Георгиевич, существует два уголовных дела, имеющих лишь одну точку соприкосновения — Сергей Магнитский. Две стороны — власть и часть оппозиции, поддерживаемая Западом, — пытаются видеть только одно дело. Власть видит лишь махинации, а оппозиция — только коррупцию. Каждая из сторон считает себя правой, но им в целом в своих политических амбициях наплевать на правду.
Сергей Георгиевич остановился у светофора в самом начале Тверской улицы. По всей Тверской красочно светились разноцветные гирлянды. На площадях и перед мэрией стояли новогодние ели, украшенные разноцветными игрушками. Праздничное освещение медленно трансформировалось в праздничное настроение.
Впереди были Иверские ворота, за которыми начиналась Красная площадь. Дорога сворачивала влево. Предстояло объехать Госдуму и свернуть в Георгиевский переулок, чтобы въехать к себе во двор. У гостиницы «Националь», на пересечении Тверской и Охотного ряда, на столбе часы показывали чуть больше шести часов утра.
Иногда Сергей Георгиевич выбирался из деревни тогда, когда Татьяна Александровна была в Москве — в силу каких-то причин. Остановив машину, он смотрел на окна квартиры. В столь ранний час свет никогда не горел. Он набирал код на домофоне, открывалась входная дверь подъезда. В подъезде ощущалось тепло, которое в сочетании с тишиной ассоциировалось с семейным уютом, спокойствием. Внутренние окна помещения, где сидит консьержка, выделялись серой темнотой, на фоне которой кусок белого листа с номером ее мобильного телефона предупреждал, что кто-то охраняет это спокойствие.
Тишина захватывала, и каждый шаг хотелось сделать как можно тише, а вызванный лифт, казалось, создает такой шум, что могли проснуться все соседи. Тихо подходя к двери квартиры, Сергей Георгиевич убеждался, что его ждали. Двери были уже открыты, и Татьяна Александровна встречала супруга.
Ему всегда хотелось сказать, как он рад ее видеть, хотя прожили вместе не одно десятилетие и расстались лишь день-два назад. Хотелось, но никогда не говорил. Он не любил говорить о чувствах, стараясь их раскрыть в делах и отношении. А может быть, она этого ждала?
Конечно, ждала. И каждый раз он убеждал себя, что в следующий раз он обязательно скажет. Ведь впереди еще была долгая жизнь с ней, он так хотел.
Было около пяти минут седьмого, когда Сергей Георгиевич проехал по Охотному ряду мимо Госдумы, свернул на Большую Дмитровку и сразу же повернул в Георгиевский переулок. Шлагбаум был поднят, два сотрудника федеральной службы охраны равнодушно посмотрели на въехавший автомобиль Сергея Георгиевича. Только в семь часов утра они перекрывают проезд к гостевому подъезду Госдумы и начинают досмотр всех машин, въезжающих по пропускам. Увидев, что перед Госдумой Сергей Георгиевич взял вправо и поехал в сторону двора жилого дома, сотрудники ФСО лениво продолжили свой путь.
Во дворе нашлось одно свободное место, но поставить машину оказалось нелегкой задачей. Сугробы убранного дворниками снега затрудняли свободу маневрирования, но с третьей попытки, частично уплотнив колесами рыхлый снег, он сумел втиснуться между двумя машинами соседей. Двор освещался теплым желтым светом. Снег тихо поскрипывал под ногами, никого не было. Но не было ощущения одиночества.
Поднявшись на лифте на седьмой этаж, Сергей Георгиевич шел по пустому коридору, с одной стороны которого располагались двери квартир. Кругом была тишина, люди спали, поэтому он старался идти тихо. Стоя у окна кухни, Сергей Георгиевич смотрел на золотые купола кремлевских соборов и почувствовал глубокую тишину, которая вызывала тревогу. Почему-то контрастное сочетание черного неба, подсвечиваемого золота, белого снега и красных рубинов кремлевских звезд вызывало тревогу. Впервые за многие годы в предновогодние дни он не ощущал состояния праздника. Мимолетное состояние праздника, возникшее на Тверской улице, быстро улетучилось. Тревога за будущее вновь овладела им и уже не покидала его.
Забрав чашку с кофе в кабинет, он сел за письменный стол и включил компьютер. Разноцветные световые рекламы, размещенные на крыше соседних домов, пробивались сквозь жалюзи и стекло двери, выходящей на балкон. Светящиеся огоньки, словно солнечные зайчики на большом экране, играли в догонялки. Возникали и снова исчезали, и снова пускались в погоню.
Сергей Георгиевич вспомнил детство, когда они с ребятами забирались на лестницу и с помощью зеркал направляли солнечные зайчики на девочек. Больше всего доставалось Хатуне, скромной девочке, которая редко выходила во двор. Ее отец был каким-то чиновником, он не общался соседями, что было очень странно для старого тбилисского двора. Лишь однажды он кричал на Сергея.