Спустившись в парк, Мари набросила на плечи теплую испанскую шаль.
— Не можете заснуть? — внезапно вывел ее из раздумий голос графа Салтыкова из окна его спальни на втором этаже, оно выходило прямо в сад.
— Вы меня испугали, — сердито ответила ему Мари.
— Подождите немного, я хотел бы составить вам компанию. Если вы, конечно, не против.
— А если я против? — Мари злилась на него, и сама не могла понять почему.
— У вас нет выбора! — крикнул ей Александр и… выпрыгнул из окна.
— Ой! — Мари вскрикнула и закрыла лицо руками.
Когда она вновь открыла глаза, граф стоял уже перед ней и улыбался.
— Но как…
— Мое мужество и любовь к вам принесли меня на крыльях Амура… — начал было Салтыков, но Мари заметила в его волосах соломинку. Быстро сняв ее, она молча поднесла «улику» к лицу графа.
— О! Да вы — просто полицейский агент! — рассмеялся он. — Ну что ж, придется открыться. В России подобным образом, я покорил огромное количество женщин, имевших неосторожность прогуливаться напротив моего дома. Кусты и куча соломы — вот, в сущности, и все, что нужно герою-любовнику.
— Вы несносны! — Мари гневно сверкнула глазами, отвернулась от графа и быстро пошла по аллее.
Тот догнал ее.
— И куда, интересно, вы меня заманиваете, о, прекрасная сирена? Не в самую ли глубь чащи, чтобы там вырвать мое трепещущее сердце?
— Оставьте меня в покое! — на глаза Мари навернулись слезы.
— Что случилось, может быть, я вас как-то обидел? — лицо Александра стало серьезным и даже немного печальным.
— Вы самый черствый, самый грубый и неотесанный мужлан из всех кого я знаю!
— Но, ваша светлость… Я могу узнать, чем заслужил такую лестную характеристику? «Грубый», «неотесанный», да еще и настоящий мужлан! Мечта любой знатной дамы…
Баронесса не позволила ему договорить.
— Вы гнусный интриган! Я все про вас знаю! — Мари впала в какое-то исступление. Внутри нее все бурлило и клокотало.
— Но…
— Из-за вас погибла моя мать, и бежал мой отец? Так ведь, правда?
— Виконт бежал? — Салтыков насторожился. — Вы ничего не путаете?
— Вы лишили меня семьи! Я вас ненавижу!
— Давно ли ваш отец покинул замок? — у графа между бровями резко обозначилась вертикальная складка.
— Вчера вечером, и вы его уже не сможете догнать! — крикнула Мари. Ей хотелось побольнее задеть этого надутого негодяя.
— Послушайте, дорогая, вам бы следовало обращаться со мною любезнее, — Салтыков сделал шаг вперед, Мари инстинктивно отступила и прижалась спиной к дереву. Александр приблизил свое лицо к ней. — Я ваш единственный друг теперь… Доверяйте мне. — Он нежно и легко коснулся ее губ, а затем быстро отошел.
Мари вся дрожала. Любовь и ненависть боролись в ней как два огненных дракона. Умом она понимала невозможность союза с этим наглым, ужасным… и таким прекрасным русским, но сердце ее отчаянно жаждало этого союза, стремилось и рвалось навстречу гибели.
— Я, собственно, хотел предложить вам помощь, — как ни в чем не бывало, начал разговор граф. — Во всей этой истории с вашими родственниками так много сложного и запутанного…
— Я даже не желаю разговаривать с вами об этом! — Мари отвернулась от Салтыкова, но все же заинтересовалась. Правда, отец, конечно, просил не доверять этому русскому, но… Он так обаятелен и мил. И потом, кто же ему доверяет? Она ведь пока просто слушает.
— Я уже, собственно, узнал кое-что интересное.
И Александр поведал Мари о своем разговоре с Люмбеком.
Баронесса слушала его и не могла поверить, что все это не сон. Временами она сильно сжимала сцепленные между собой пальцы, чтобы боль помогла ей осознать реалистичность происходящего. Когда Александр дошел до письма Гертруды, Мари сильно сжала руками виски, и покачала головой.
— Я потрясена, — сказала она, дослушав до конца. — Какой ужас… Выходит, Рихард зря убил эту несчастную и обрек свою душу на вечные страдания?
— До тех пор, пока мы не узнаем, чем мать Лизхен шантажирует вашего отца, вы в опасности, Мари.
— Но что же нам делать? — баронесса отошла немного в сторону, потом вернулась.
— Нам? — насмешливо переспросил граф. — Вы же не желаете, чтобы я вам помогал. Нет, моя дорогая, теперь вам придется попросить меня о помощи.
Мари покраснела, ей захотелось ударить этого самовлюбленного, эгоистичного негодяя.
— Мне не о чем вас просить, — она гордо поняла голову. — Я и сама могу во всем разобраться.
— Боже мой! Как вы строптивы! Рихард рассказывал, что более кроткой женщины, чем вы, нельзя и сыскать во всей Пруссии, а вы, оказывается, просто фурия, — в глазах Александра зажглись бесовские огоньки.
— Мне просто не оставили шанса, быть кроткой женщиной, — парировала баронесса. — И вообще, этот спор кажется мне пустым. Если вы хотите мне помогать — помогайте, а если нет — катитесь на все четыре стороны.
Мари горделиво отвернулась. Хватит ей уже быть игрушкой в мужских руках!
Салтыков сложил руки на груди и прищурился.
— Ну что же, в этом случае — прощайте, ваша светлость. Будем надеяться, что вы никогда не пожалеете о своей несгибаемой гордости.
Мари на секунду показалось, что Александр, как обычно шутит, но он пошел прочь и ни разу не обернулся. Мари осталась одна посреди аллеи. Сначала она хотела бежать вслед за графом, но, вспомнив слова отца, что Салтыков «не может не нравиться», и флирт графа с Лизхен, остановилась. Она не позволит его чарам восторжествовать над ней полностью. Пусть сердце ее колотится чаще при его приближении, путь от его поцелуев по жилам разливается огонь — но она никогда не отдастся ему, никогда не будет одной из . многих. Никогда.
Мари подумала о Клоде. Вспомнились их клятвы, долгие прогулки, его письма… Они до сих пор хранятся у нее в тайнике родительского дома. Может быть, ей не стоило предавать эту юношескую любовь? Мари брела по дорожке и думала о том, как иногда легко бывает ошибиться. Ведь Клод предлагал ей сбежать и тайно обвенчаться. Единственным препятствием к браку была бедность его матери! Де Грийе никогда не согласился бы выдать дочь замуж на сына несчастной вдовы, у которой есть только полуразвалившийся особняк, заросший сад, да несколько тысяч годового дохода, которых едва хватает на жизнь. Но дело не только в отце… Сама Мари, попав в общество, увлеченная балами и приемами, ослепленная блеском придворных кавалеров, забыла о бедном Сен-Мартене, который любил ее всем сердцем. Баронесса чуть было не заплакала. Она сама себе напоминала капризную принцессу, которая отвергла любовь прекрасного принца, и оказалась в итоге ни с чем. Рихард фон Штерн пленил ее рассказами о Париже, забавными анекдотами, порывами страстности, изысканными подарками… Это все был дым. Будущей баронессе ее жених казался идеальным. Он был словно из романа. Воплощение грез. Ни разу они не поссорились, он буквально угадывал ее желания, всегда был так мил и терпелив! Как же Мари не догадалось, что пылающий любовью мужчина не может быть таким. С Клодом они ссорились, после чего мучительно искали повод к примирению, и всегда находили. Это было похоже на страстный танец. Отношения же с Рихардом больше напоминали подъем по лестнице — от знакомства к браку.
Мари остановилась и снова сжала ладонями виски. Все это похоже на проклятие. За несколько дней вся жизнь ее обратилась в руины, оставив баронессу растерянной и оглушенной. Нужно было как-то начать жить по-новому, что-то придумать… Но ничего не приходило в голову.
— Я проклята судьбой, — тихо прошептала Мари. — Я проклята…
Клод… Нужно поговорить с ним! Он найдет выход, решение, или, по крайней мере, нужные слова, чтобы ей стало легче, чтобы избавиться от этого ужасного ощущения собственной никчемности, ненужности, одиночества. Рассветная прохлада и желание поскорее увидеться с другом заставили Мари поспешить в замок.