Я инстинктивно делаю шаг назад. До спасения остаются секунды. Движения мои озадачивают Гаэтано. Он размышляет, не собираюсь ли я задать стрекача. Свет уже почти рядом. Еще несколько секунд — и я исчезну. И Гаэтано исчезнет. Он и теперь уже едва-едва различим. Между нами чуть больше шага. Достаточно протянуть руку. Если он намеревается меня зарезать, то вполне дотянется.
Наконец свет заливает Гаэтано. Потом меня. Мы оба ослеплены. Продлится это с минуту — не больше. Я срываюсь с места, ищу какой-нибудь выход, темную боковую улочку. Бегу, не разбирая дороги, меня толкают, я падаю и ударяюсь головой о брусчатку. Не чувствую боли. В глазах море света — от него мой череп разламывается. Заставляю себя встать на ноги и идти вперед. Нащупать стену, бежать вдоль нее до угла. Свет меркнет. У меня осталась всего пара секунд. Затаив дыхание, я жду удара ножом — молчаливым орудием смерти. Внимательно смотрю себе под ноги и старательно обхожу препятствия. Слышу родную речь с американским акцентом: «Что за черт? Чак, ты куда подевался?» Ответа нет. Мелькает нелепая мысль: может, по ошибке Чака зарезали вместо меня? Разворачиваюсь всем телом и протискиваюсь между какой-то машиной и стеной.
Свет уходит, втягивается обратно к началу улицы, вслед заходящему за гору солнцу. Я снова оказываюсь незащищенным, весь как на ладони, но в тот же миг проваливаюсь во тьму боковой улочки. Как и раньше, я бегу в никуда, но знаю, что путь свободен: впереди маячит прямоугольник дневного света. Надеюсь, это виа деи-Трибунали. Даже не смотрю, преследуют ли меня: я снова обрел способность двигаться. Резко бросаюсь за угол, прямо в толпу туристов. Те тут же расступаются, видя, как решительно я расталкиваю их локтями. Впереди виден Везувий. Вот и виа деи-Трибунали. А там — вокзал.
Это мой единственный шанс перехитрить бандитов. Они наверняка решили, что я перепуган до смерти. Так оно и есть — и этим можно воспользоваться. Это дает мне преимущество. Я жадно глотаю воздух. В голове стучит: «Зачем? Зачем?» И я отвечаю: все определяется действием. Ничего больше не остается. Я нужен Джованне и дал ей слово.
Вот чего я ждал. Вот что мне нужно было понять. Мое слово. Пока я жив, я должен сдержать его. Как раз это и отличает меня от местных жителей. Неаполь — город, где обещания даются на постоянно изменяющихся основаниях: новая привязанность, новая угроза, новая измена. Это место, где могут что-либо пообещать, пустив в ход едва уловимый жест или под конец неожиданно перейдя на каверзный неаполитанский диалект. Здесь, по сути, вся жизнь — игра. Луиза не права. Неаполь — это большая игра. Выживешь ты в ней или нет, зависит от того, насколько верно сумеешь определить в сопернике меру его желания, скупости, двуличия, милосердия, сострадания, чести и — что, наверное, важнее всего — стремления к власти. В этом причина непостижимости неаполитанцев. Обнаружить уязвимое место означает допустить тактическую слабость. Правила этой игры здесь давно известны — всем, кроме меня. Вот почему данное мной слово — ошибка: с ним не поторгуешься. И хотя правила не запрещают давать обещания, только идиот решится на такую игру.
Я медленно прохожу Кастель-Капуано, где когда-то работал Алессандро. Мне больно дышать. Горло горит. Мышцы то наливаются свинцом, то делаются мягкими, как кисель. Рухну ли я от изнеможения или от страха сознания лишусь? Оглядываюсь по сторонам. Никого я не интересую. Люди заняты своими делами: покупают овощи и мясо, беседуют, спорят. Если кто и взглянет на меня, то больше из любопытства: я забрел в улочки позади старого Трибунала, где туристу делать нечего. Я не уверен, правильно ли иду, но не хочу шагать прямиком к вокзалу. На ходу повторяю: «Думай, думай, ты можешь в этом разобраться. Из множества вариантов нужно выбрать наиболее приемлемый, с тем чтобы уменьшить риск и повысить шансы на спасение». Возможно, я нахожусь в полузабытьи, но если я перестану говорить, то действительно задумаюсь о том, что делаю, и мне захочется остановиться.
Дохожу до площади Сан-Франческо. Силы окончательно оставляют меня, однако страх подгоняет вперед: продолжать движение сейчас важнее всего. Я петляю среди машин, теперь я в этом дока. Все дело в предчувствии: водители стремятся использовать каждый дюйм дороги, любой просвет, любое свободное место и не снижают скорость до самого последнего момента. Они надеются, что вы это понимаете — и учитываете. Я учитываю. Легкость, с какой я лавирую, вселяет в меня уверенность. У меня получается. Поворачиваю направо по указателю «Stazione Centrale».[73] Передо мной открывается широкая площадь Гарибальди. Подойдя к углу, я замедляю шаг и останавливаюсь прямо возле гостиницы «Люксотика». Отсюда видна крыша вокзала. Как лучше до него добраться? Через центр площади, по скользким дорожкам, автостоянкам, сквозь толпы пассажиров, ожидающих автобусов или трамваев? Или все время придерживаться тротуара, проскакивая между ордами неаполитанцев, возвращающихся домой с работы?