Алессандро. Мой друг. И все из-за того, что я переспал с его женой. Рога ему наставил. Оскорбил его мужское достоинство. Его неаполитанское мужское достоинство. Измена, которая требует жестоких действий. И это на глазах у Луизы. Хорошо продуманное шоу, имеющее целью продемонстрировать собственной жене, у кого в руках настоящая власть. Спектакль этот на нее и был рассчитан. Ему незачем было смотреть в мою сторону. Алессандро точно знал, как все произойдет. Если ему и требовалось доказательство, то он его получил, когда лицо мое влипло в окно машины: подвеска качнулась достаточно ощутимо, чтобы он оторвался от своей папки. Когда они вернутся домой, шофер смоет с машины мою кровь. И только Луиза еще может напомнить судье о том, что он натворил. Алессандро в ответ заявит, что если она меня забудет, то будет прощена. Такова сделка. Может, как раз сейчас сделка и заключается на заднем сиденье лимузина, на окне которого следы моей крови. Это один из ключевых моментов спектакля. Чтобы все было ясно. Так, чтобы не было ему нужды спорить с Луизой или уговаривать ее, унижаясь в ее глазах. Пойдет ли она на сделку? Я вижу Луизу: ее прекрасное, совершенное лицо, ее чудесную улыбку, ее волшебный, манящий голос. Пойдет ли она на сделку? Я не знаю.
Шагаю навстречу бандитам. Те качают головами. Мне еще нельзя домой. Еще нужно кое-что проверить. Хочется взглянуть туда, где сидела Джованна, но я не могу рисковать, вызывая подозрения у ее братьев. Гаэтано настолько взвинчен, что замечает любую мелочь, любой пустяк. Поворачиваюсь и пытаюсь найти ее, но все плывет в тумане.
Понять не могу, как ее не заметили. Слишком были заняты мной или считали, что наше свидание будет более очевидным? Скажем, под часами. У платформы. Возле кассы. Когда же ее там не оказалось, им и в голову не пришло заглянуть в «Макдоналдс» из-за старого семейного предубеждения к этому заведению.
Оглядываю площадь Гарибальди. Уже стемнело. Воздух тяжел от бензиновых испарений. Вечер обещает быть жарким. Я выхожу на проезжую часть. Поток машин медленно движется. Я неуверенно иду вперед, и такси снуют вокруг меня. Похоже, никто не помешает мне удалиться: пока я в Неаполе, меня непременно найдут. Нигде не спрячешься от Алессандро, Лоренцо и раскинутых ими сетей. Так что у меня есть еще несколько часов, пока они не убедятся, что я соврал. Тогда меня найдут. Это всего лишь отсрочка. Что ж, я протяну чуть дольше. Не могу сказать, что я разочарован. Вместо страха приходит ощущение покоя. Все мои варианты разыграны. Всем моим обязательствам пришел конец. Больше я никому не обязан, кроме самого себя. Есть только я и только этот город.
Медленно направляюсь в дальний конец площади, к трамвайным и автобусным остановкам, журнальным киоскам, толпам народа, спешащего в часы пик по домам, к проспекту Умберто, который приведет меня обратно к центру города. Появляется искушение вернуться к синьоре Мальдини. Но тогда она тоже окажется втянутой в эту историю. Нет, туда нельзя. Куда бы мне пойти? Укромного местечка у меня здесь нет. Может, спуститься к порту? Там по крайней мере прохладно. Интересно, порт тоже под их наблюдением? С чего бы? Паромы ходят только на острова и в Сорренто. С другой стороны, есть суда покрупнее: в Палермо, круизные лайнеры. Я могу удрать отсюда, мелькает мысль. Могу отсюда вырваться. Нужно только добраться до порта. Спокойствие мое сменяется волной возбуждения. Мне удается увернуться от какой-то «веспы», летящей прямо на меня.
Вот как, значит, это бывает. Неизвестный убийца на «веспе».
Пуля вонзается, стремясь проникнуть в мое тело. Ей это удается, пусть не без труда. Чувствую, как она старается. Но скорость ее гасят мышцы, внутренние органы.
Умереть от пули — это отнюдь не быстро. Это медленный миг, который тянется долго. Вся жизнь проходит перед глазами. Миллион мгновений, угасающих в головокружительном водовороте.
Чувствую, пуле еще предстоит проникнуть глубже. Я должен сопротивляться и не пускать ее дальше.
Падаю. Один шаг — и наземь. Пронзает острая боль. Внутрь врывается холодный как лед воздух и быстро заполняет меня. Мне это совсем не нравится. Пусть это пронесется мимо, чудом пронесется.
Меня переворачивают. Слышу взволнованные голоса. Неаполитанская речь — гортанная, с хрипотцой. Срывают рубашку. Чьи-то пальцы дотрагиваются до меня. Мне становится тепло, но потом холод возвращается. Слышу вой сирен.