На противоположной стороне затормозил Датсун, пыльный, старый, цвета топленого молока. Водитель - довольно молодой человек, невысокий, смуглый, с роскошными черными усами вышел из кабины, открыл капот, что-то подергал там. Снова сел за руль, попытался завести машину - не заводится. Огляделся, заметил стоящую на противоположной стороне улицы машину, решительно направился к ней...
- Не поможете, товарищ?
Сайед Тарун вышел из машины
- Что произошло?
- Кажется, сел аккумулятор. Машина старая.
- А может и не аккумулятор. У меня чаще всего бывают проблемы с карбюратором.
Пароль-отзыв. Все нормально.
Молодой огляделся.
- Вы сядьте и погазуйте, как я скажу. А я посмотрю, что такое случилось.
Тарун сел в машину, захлопнул дверцу. Вывалил обмотанные плотной бумагой кассеты на пол, под переднее пассажирское сидение, взял такой же, лежащий между сидениями сверток, там были пустые кассеты чтобы он мог продолжать работу.
- Давай!
Тарун повернул ключ в замке зажигания, нажал на газ - машина сначала чихнула, но потом мотор ровно и громко загудел, пробудившись ото сна.
- Вот спасибо.... - молодой захлопнул капот
Тарун вышел из машины, провел рукой по голове, приглаживая волосы - сигнал того, что передача состоялась
- Это был не аккумулятор, правда?
- Вы были правы. Это был карбюратор, надо лучше знать машину...
Как и оговаривалось, Тарун уехал первым, молодой еще постоял около своей машины, чутко всматриваясь в ночную тьму, уже окутавшую город. В отличие от всего остального города, этом районе было освещение и бледно-желтые круги уличных фонарей лежали на пыльной дороге - но победить тьму они не могли, только высвечивали островки дня на асфальте. Как и любой восточный город Кабул ночью наполнен тенями - некоторые были дружественными некоторые - враждебными и нужно было понять только какова каждая из них. Здесь враждебных теней не было - и поэтому, молодой человек, выждав положенное время поехал дальше - к себе на работу, там знали что он работает часто по ночам и у него был круглосуточный пропуск в здание.
На следующий день, то же самый человек на том же самом Датсуне долго, минут тридцать петлял по улицам, петляющим около старой городской стены, пока наконец не приблизился к одной из неприметных и не самых больших вилл. Там, как и везде в городе властвовала темнота - и как и везде в ней были тени. Эти тени были враждебными, в руках у этих теней были автоматы Калашникова - но молодого человека и его машину они знали и не стали стрелять. Открылись стальные, выкрашенные в зеленый цвет ворота - и молодой человек загнал машину во двор, подальше от людских глаз. Именно здесь, в этой неприметной вилле в старом городе сегодня скрывался член ЦК НДПА, первый министр Афганистана Хафизулла Амин. Опасаясь покушения или ареста, он не жил со своей семьей и постоянно менял убежища, каждый день ночуя в новом месте. О том, где Амин будет этой ночью, знал лишь узкий круг посвященных лиц, среди них - старший лейтенант Мустафа Фархади, служивший в министерстве обороны Афганистана на посту радиоперехвата. Поскольку он учился в Советском союзе, профессионально занимался перехватом и расшифровкой переговоров посольств, имел доступ к специальной аппаратуре прослушивания - в группе Амина он отвечал за прослушивание телефонов интересующих Амина людей и зданий. Он почти в открытую хранил в своей каморке не только переговоры посольств, но и информацию из кабинета генерального секретаря ЦК НДПА, министров обороны, внутренних дел, безопасности. Вся информация стекалась к нему, он свободно вносил и выносил данные - потому что с безопасностью в здании были серьезные проблемы, отвечавший за безопасность и режим офицер тоже был из "аминистов" и во всем помогал Фархади.
- Да продлятся ваши дни, учитель... - поклонился Мустафа, войдя в комнату, где за старым письменным столом сидел Амин. Вообще-то раньше говорили "Да продлит Аллах ваши дни..." - но это было давно, еще до революции.
Амин поднял голову от бумаг. Уже наступил новый день, время было полпервого ночи - но он работал и в это время. Первый министр, член ЦК НДПА, министр иностранных дел, фактически еще и министр обороны, потому что большинство командиров полков и корпусов являлись "аминистами" и подчинялись ему, а не Ватанджару. Всю эту работу Амин делал сам, мало кому чего перепоручая и предпочитая лично вникать во все. В этом смысле Амин затыкал за пояс любого из деятелей афганской революции, которые жили по принципу: сделали революцию и все а дальше все само собой сложится.
- Здравствуй, Мустафа... Принес ли ты для меня хорошие новости? - Амин понимал, что сам все кассеты, которые собирает для него Фархади, прослушать не сможет, и поэтому оказывал доверие своему молодому соратнику. На своем рабочем месте Фархади слушал кассеты и выделял только самое важное - о чем потом и рассказывал Амину.
- Новостей много, учитель. Товарищ Тарун передал двадцать шесть кассет с записями, я их прослушал сегодня. Самые интересные две. Первая - разговор Тараки с товарищами из Советского союза, Гореловым и Павловским.
- Что же в нем?
- Павловский и Горелов говорят о том, что нужно обеспечить единство партии. Контрреволюция только и ждет раскола в партии, чтобы покуситься на власть.
- А Тараки?
- Тараки говорит, что между ним и вами, учитель, нет никаких противоречий, что он по-прежнему ваш учитель, а вы - его ученик...
Амин улыбнулся. Не зло, скорее насмешливо.
Из всех фигур афганской политической сцены конца семидесятых наиболее противоречивой и плохо изученной является фигура Хафизуллы Амина. Обычно о Хафизулле Амине говорят по принципу: либо ничего либо плохо. И никто даже не пытается объяснить неувязок - а их немало! - в официальной исторической трактовке тех или иных событий.
Прежде всего Хафизуллу Амина обвиняют в интриганстве. Да, ну и? А вообще, если посмотреть на то что творилось в Афганистане в то время? Сначала драка между двумя фракциям НДПА - Хальк и Парчам. Драка эта несмотря на все усилия советской стороны не только не прекратилась - но и вышла на уровень политического и даже физического уничтожения сторон. Сам Нур Мухаммед Тараки - не он ли любой ценой оттирал Бабрака Кармаля от власти, не он ли потом высылал из страны его и его сторонников послами? Наконец - не при нем ли к смертной казни приговорили двоих оставшихся в Афганистане сторонников Кармаля (Кештманда и Кадыра, Амин потом заменил смертную казнь пятнадцатью годами тюрьмы)? Все это делалось при Тараки, представляемом невинной жертвой Амина. Я не оправдываю Амина и того, что он делал - я просто хочу сказать, что в волчьей стае пристало быть волком, не овцой - если не хочешь быть съеденным.
Амина обвиняют в жестокости - это второе популярное обвинение. А кто-нибудь пробовал править восточной страной без жестокости? Пробовал? И долго прожил?
Амин был жесток вынужденно. Он знал свою страну как никто другой, он был пуштуном и выходцем из небогатой семьи. Он не питал никаких иллюзий насчет власти и методов ее осуществления. Он понимал, что если не проявлять жестокость - племенные группировки и политические группировки начнут разрывать страну на части - это в условиях все возрастающей, пользующейся поддержкой США исламской угрозы.
Не стоит судить человека до тех пор, пока не окажешься на его месте...
- Между нами и в самом деле нет раскола... - медленно проговорил он - но раскол в партии есть и Тараки этого не видит. Раскол в том, что банда четырех откололась от партии, ведут себя без стыда и совести, не занимаются делами, порученные им Раскол в том, что генеральный секретарь партии покрывает этих людей подрывая тем самым доверие к самой партии. Вот в чем раскол, Мустафа!