— Что касается Крутько, то она поменяла адрес и мне все равно придется уточнять и вписывать в договор ее новые данные, а уважаемого Афанасия Ильича я вообще не знаю, вдруг и фамилия-то у него не Коваленко, а, например, Каватенко. Лучше перестраховаться и все вписать на месте из паспортов.
— И то так, — согласился юрист.
Александр поставил на заготовленные документы печати в тех местах, где должны будут расположиться его подписи после того, как договоры подпишут авторы. Вернул печать в приемную секретарю — та в конце дня самолично прятала ее в сейф — и взглянул на монитор компьютера, стоящий у нее на столе. На экране светились стихи.
Конечно: «Да!»
Смывает лист озябшая вода
из зажелтенных лесом берегов.
Из горькой тьмы
растут дымы
печально полыхающих костров.
И даль светла
без зелени листа.
Что впереди — тоска, сиротство, грусть?
Пусть!
Зато у той неведомой черты
меня ждешь ты.
И я кричу в неясное «туда»:
— Да!
— Что это? — ошарашено спросил Александр, как будто прочитав в том о себе.
— Стихи, — Таня подошла и «перелистнула» страницу. — Читай, — показала на экран.
Солнце — справа, звезды — слева,
птицы тут и там.
Нам до них какое дело,
Сонебесникам?
Нам-то что житье земное,
сутолока дней?
Нас на небе только двое
с тысячью огней.
— Кто это, Таня? — снова спросил, ловя на задворках памяти размытые воспоминания и удивляясь созвучности этих стихов собственному состоянию.
— Вот она, неблагодарность мужчины! — Таня уставилась на него, интригуя взглядом. — Действительно не помнишь?
— Намекни, — и вдруг понял, что сейчас узнает что-то важное для себя, узнает сызнова.
— Это же Дарья Петровна…
— Господи, какой же я болван! — стукнул себя ладонью по лбу. — Спасен! — он стремительно обхватил руками голову Татьяны, больно прижимая ей уши, и поцеловал в лоб. — Умница! Спасибо! Ты меня спасла.
Таня ушла, а он уже не отходил от компьютера. Сидел на ее месте в приемной, изучал личный сайт Горовой Дарьи Петровны и недоумевал, как мог забыть ее. А ведь судьба не напрасно давала ему подсказку. Он теперь понял, кого напоминала ему девушка из метро, — Горовую, проживающую в городе Днепропетровске, куда он сегодня отправляется в командировку, не зная и мучаясь тем, как лучше провести время, по всем прикидкам остающееся от запланированных работ.
Перед выходом из издательства, уже одевшись, он заглянул в свой сейф, так — на всякий случай. Вынул, покрутил в руках папку с набросками текстов для радиопрограммы, которую вел уже два года; достал и пролистал водительские права, недавно полученные в надежде на скорую покупку «Волги» (мечтал именно о «Волге» — машине с нормальным салоном и относительно недорогой); а затем решительно потянулся к конверту с деньгами (три тысячи долларов! — могут пригодиться, как он не подумал об этом раньше?), достал и засунул его во внутренний карман куртки.
Именно на этом оптимистичном жесте его снова настигло ощущение отчужденности, словно не только окружающее больше не имеет к нему отношения, или он не имеет отношения к нему, но и ныне текущее время больше ему не принадлежит. Отвратительно наглое ощущение крепло и утверждалось, заявляя, что он не вернется сюда, что это его последний визит в издательство, и вообще — все у него последнее.
Невольно обводя глазами свой кабинет, вид за окном, часть приемной, просматривающейся в дверном проеме, пытался понять, не грезит ли он, не бред ли донимает и изводит его. Может, он спит?
Но это был не сон. Рабочий стол все так же находился близ окна, так же лежали на нем папки с черновыми набросками документов, так же справа стоял телефон, а слева — настольная лампа. Все — безжизненно-притихшее, словно законсервированное на неизвестный срок. Он похлопал себя по бокам, привычно проверяя карманы. Да, диктофон и сотовый телефон на месте, где им и положено быть. Почему-то это обстоятельство вернуло его к яви, к привычке все для себя объяснять. «Неужели я останусь у Ларисы в Кривом Роге? Что я там буду делать?» — внутренне ужаснулся. И впервые понял, отчетливо и ясно, известную, но отнюдь не простую истину, что всему есть свое время. Он упустил момент создания семьи, и теперь выходит, это ему не по силам. Все менять — привычный образ жизни, место жительства, работу, друзей — трудно. Об этом раньше не думалось, а теперь, когда события подводят его к этим переменам, душа сопротивляется.
Александр решительно захлопнул дверцы сейфа и резко вышел в приемную. Здесь выключил компьютер, погасил свет и, попрощавшись с охраной, не оглядываясь, покинул издательство.
4
Это была уникальная женщина, о ней в двух словах не расскажешь. А забыл он ее по нескольким причинам. Во-первых, потому что она лет пять, как отошла от книгораспространения, которым увлеклась, когда покинула большую науку и создала собственную фирму; во-вторых, потому что позже она полностью погрузилась в литературу; и, наконец, в-третьих, потому, что она была намного старше его. Сколько перемен! Теперь она стала профессиональным писателем, пишет прозу и, как оказалось, стихи… Он с приятностью вспоминал легкие для восприятия, порхающие строки тех из них, которые успел прочесть в Интернете:
Стихи мои, вы — гимны и молитвы,
Признания и исповеди, плач.
На лодке рифм по океану ритма
Несетесь вскачь.
Гривастые, шальные жеребята,
Вы мне — все о любви да о любви,
Не ведая осеннего заката,
Стихи мои.
Цок-цок, цок-цок веселые копытца…
А впереди и брустверы и рвы,
Но вы резвитесь! Только пыль клубится —
Несетесь вы.
Ах, несмотря на бури и ненастье,
Что мрак вокруг, что не видать ни зги,
Вы для меня — раскатистое счастье,
Стихи мои.
Громко постукивали колеса, вагон раскачивало и бросало, но Александр блаженствовал, освободившись от нервной дрожи и торопливости, которые владели им, когда он покидал свой дом, а затем издательство. Он похвалил себя за то, что додумался купить билет в спальный вагон, и теперь ни обычная дорожная суета, ни шум разговоров, ни возня вечно случающихся в пути детей, ни чьи-то обеды с возлияниями не отвлекали от воспоминаний, в которые он вновь пустился жадно и напропалую.
— Странно устроен человек, — оторвал его от раздумий сосед по купе. — Сделал все покупки, о которых просила жена, а ощущение, что что-то упустил, не оставляло. Но вот, прошла по вагону девушка в брюках, и я вспомнил: забыл купить ей лосины, она в них дома «вышивает».
— Ничего нет странного, — улыбнулся Александр. — Увидели и вспомнили.
— Мало, что ли, ходило по Крещатику девушек в брюках? Почему тогда не вспомнил?
— Сработало ассоциативное восприятие нового места, в которое вы попали.
— Да, — глубокомысленно согласился тот и начал пить чай, а Александр принялся далее анализировать перипетии своих сегодняшних эмоций.
«Я должен был вспомнить Горовую, вот почему меня колотило. Она — мое спасение, потому что я пропал бы от нетерпения, если бы пришлось бродить бесцельно в течение пяти часов по Днепропетровску. Ларка… Неужели я еду к ней?» — неторопливо текли мысли, спокойным и… отстраненным потоком.
Он прислушался к себе, навострившись, — мысль о Ларисе показалась ему не такой привлекательной, как раньше. Что-то изменилось то ли в мировосприятии, то ли в душе. Открылась понимание, что в Кривой Рог можно было и не ехать, что он мечтал не столько о самой поездке туда, сколько о том, чтобы получить приглашение к этому. А теперь, когда оно получено… На откровенный и прямой вопрос самому себе, согласен ли он отказаться от Ларисы, ответил отказом — молодая женщина по-прежнему влекла его, волновала. Но стало понятно, что это для него не самое главное событие жизни. «Что не нравится: Лариса или поездка к ней?» — пытался разобраться конкретно. Получалось… «Синдром старого холостяка!» — догадался он, этим и успокоил себя. Комплексы — вещь неприятная, и бороться с ними надо методом волевых усилий.