И как всегда, когда она появлялась рядом, Александру стало уютно и спокойно. Все тревоги отошли во вчера, исчезли, и в душу возвратилось ощущение защищенности, мир показался неподдельно надежным.
Он вышел в тусклое днепропетровское утро, сухое от морозца. Перрон пустовал. Проходящий поезд, которым он приехал, мало кого интересовал. Редкие пассажиры, поджидающие пригородную электричку, жидкими группками жались у киосков. Вдоль поезда медленно прохаживались два безразличных человека в милицейских формах, рассеянно посматривая по сторонам. Ничего необычного в их облике не было: они перебрасывались редкими фразами, благодушно щурились от налетающего из-за вагонов ветерка, небрежно качая в руках черные резиновые дубинки; слышалось позвякивание наручников, угадывающихся на поясах со стороны спины, бока курток пузырились кобурами пистолетов.
Наблюдая их, Александр обнаружил в себе проснувшееся знание чего-то тревожного, тяжелого, тайного, что опасно касалось его лично. Из этого знания он понял пока, что безразличие милиционеров, их ленца, подчеркнутая рутинная небрежность — неправда, ложь, маска. Меж тем, те двое насторожились, сбавили и без того неспешный шаг, казалось, даже уши у них зашевелились от сосредоточенного внимания. Они на миг замерли, словно голодные хищники на охоте. И тут исчезло их благодушие, глаза заблестели холодно и остро.
Александр оглянулся: у соседнего вагона стояла женщина и принимала из рук проводников предназначенную ей поклажу — пачки книг, связанные в стопки, по четыре в каждой. У ее ног уже стояло три, и теперь она держала в руках четвертую, видимо последнюю, потому что благодарно кивала головой своим помощникам и улыбалась.
— Кто ехал с грузом? — нависли над нею «стражи закона» с плотоядными ухмылками на одинаковых рожах, в которые превратились их лица.
— А? Я… — та растерялась.
— Мужчина ехал, — нашелся проводник. — Седьмое место занимал.
— А где он?
— Ушел, наверное. — Проводник обратился к женщине, давая понять, что намерен подыграть ей в этой мизансцене: — Это же он вам привез?
— Да, — женщина, наконец, пришла в себя. — Это один из наших родителей.
Милиционеры непонимающе переглянулись, подступили к ней ближе.
— Я — учительница, — пояснила она. — А это — учебники для моего класса, «География Украины» Масляка. Понимаете, к началу учебного года тираж еще не был готов, издательство запаздывало. И теперь вот передали… с оказией…
— Где билет пассажира? Предъявите документы на груз!
— На груз? — ошарашено переспросила учительница, но ее уже взяли под руки с двух сторон.
Один из милиционеров окликнул проезжавшего водителя электрокара:
— Погрузи это и отвези в наш отдел.
Женщину насильно сдвинули с места:
— Пройдемте, гражданочка. Мы имеем право задержать вас на тридцать суток до выяснения обстоятельств дела.
Александру стало нехорошо. Его сковал мучительный внутренний дискомфорт, как будто то, что произошло сейчас, чем-то угрожало ему. Показалось, что это над ним надругались, что ему нет спасения от тотального врага, что сейчас придут в движение все сатанинские силы, все нереализовавшееся зло, завопит и пойдет куражиться вся притаившаяся мразь. Острая незащищенность тысячью ножей вонзилась в душу.
— Если у нее есть при себе деньги, отберут деньги, а если нет — отберут книги, — вместо «здравствуйте» сказала подошедшая Горовая и, тронув Александра за рукав, вывела его из оцепенения.
— Зачем? Что они будут с ними делать?
— Отдадут перекупщикам. У них этот бизнес поставлен основательно. На любой товар есть проверенные и надежные покупатели. Из своих бывших или из родственников.
— Рэкет?
— Конечно! А что можно сделать? Документов на право провоза груза, видимо, действительно нет.
— Разве можно все предусмотреть, разве можно жить так мелко?
— Нельзя, вот на этом и греют руки подонки. В условиях демократии обвинить человека легко, а защитить почти невозможно, тем более что это никому и не нужно.
— Да. А книги, скорее всего, из Киева передали с проводником.
— Ну, — Горовая слегка поежилась, — для проводников это копеечный бизнес, где-нибудь рубль за пачку. А эти, — она кивнула в сторону двух бандитов от власти и трепыхающейся между ними жертвы, — возьмут, как минимум по пятнадцать за книгу. Если это Масляк, то на рынке он стоит четвертной, а то и больше. Выгодно.
— Там было более ста экземпляров, — профессионально прикинул Александр.
— Считайте, ребята пятьсот долларов под ногами нашли. — Затем, словно очнувшись: — С приездом вас!
— Здравствуйте, — Александр заставил себя отвлечься от грустного.
Ехали они в переполненном трамвае, поэтому разговаривали мало, чувствуя, однако, что думают об одном и том же: о потерпевшей, которой сейчас несладко.
— Это была линейная милиция. Чем занимаются, сволочи!
— Сейчас все, кому впала власть, — сволочи. Этим и городская милиция грешит, — уточнила сдержаннее Горовая.
Писателей вообще, а поэтов в особенности Александр недолюбливал за их назойливость и непомерные требования внимать им. Зачастую это были люди сумбурные, экспрессивные, непредсказуемые и эгоистичные. Он знал одного короля тиражей, цинично заявившего с экрана в модном ток-шоу: «Я пришел в мир, чтобы брать, а не отдавать».
Горовая же принадлежала к немногочисленной когорте литераторов-технарей. Она получила математическое образование, была кандидатом технических наук, и уже одно это говорило о рациональном и гармоничном строе ее интеллекта. Чувства меры в ней было так же много, как в природе, щедро рассыпающей разнообразные звуки, но лишь прекрасные из них предлагая фиксировать для воспроизведения. Как нейтрино не существует в состоянии покоя, так и она не существовала вне работы. Айрис Мэрдок писала, что есть грани, ниже и выше которых человек не может не быть истинным, а внутри их он только играет роли: отца, сына, друга, мужа. Так и она: постоянно работала внутри этих двух разделяющих граней. Ниже их находилась, когда выживала, занималась суетой, а выше — когда улавливала эманации тонких миров, насыщалась ими. Но то тоже было работой, накоплением сил, потенциала: физического, как в первом случае, или духовного, — как во втором.
Поэтому он знал, что тщеславие, как вид суеты, не определяющей жизнь, в Горовой отсутствует, и она не станет целый день читать стихи, если он о том не попросит.
Когда же попросил, извинившись, что не следил за ее творчеством и знает лишь кое-что, доступное из Интернета, она сказала:
— Я подарю вам книги, почитаете сами.
— О, нет! Автор всегда читает лучше. Пожалуйста!
— Нет. Чтобы читать хорошо, необходимо особое настроение. Знаете что, — она заговорщицки улыбнулась. — Пока вы будете посещать своих авторов, я вам перепишу кое-что на диктофонную кассету. У вас есть диктофон?
— Да, здорово придумано! Только, если позволите, я сначала позвоню своим авторам. Так торопился, что из Киева не успел. Для меня же это было не главным, — еще раз объяснил цель своей поездки после двухчасового рассказа о себе.