Пытаясь доказать свою правоту в споре с Ньютоном, Гёте поставил ряд полезных экспериментов и, несмотря на ошибочность исходной позиции, обогатил верными наблюдениями и выводами такие науки, как физиология и психология зрения.
Полезной оказалась и критика Гёте корпускулярной теории цвета Ньютона. Гёте одним из первых обратил внимание на то, что эта теория не объясняет ряд оптических эффектов, а значит, она неполноценна. Конечно, Гёте даже в помыслах не ведал о квантах и никаких конструктивных решений по усовершенствованию или пересмотру ньютоновской теории предложить не мог, но своими нападками он подогрел спор, обострил внимание к вопросу, привлёк силы других учёных.
Дискуссия всегда полезна для развития науки, и здесь критика Гёте сыграла важную, положительную роль.
Что касается теории цвета самого Гёте, то историк науки Розенбергер назвал её «полезной по своим последствиям ошибкой». Что же он имел в виду? Какую пользу принесли будущим учёным заблуждения Гёте?
Они подчеркнули, какую важную роль в работе физика играет его научное мировоззрение. Ведь Гёте не верил Ньютону не из духа противоречия. Не потому, что он установил неправильность опыта Ньютона по разложению белого цвета. Гёте был предубеждён против этого опыта с самого начала. Он не верил в него потому, что по своему мироощущению был антиподом Ньютона.
Гёте рассматривал природу как единый организм, многообразный, многоликий и неделимый. Такая точка зрения дала ему право обвинять Ньютона в разрушении этого единства. По мнению Гёте, Ньютон насилует природу. Вырывая луч из целого потока света, втискивая его в щель, преграждая ему путь призмой, Ньютон нарушает естественную структуру света. Гёте считал, что луч света после всех этих манипуляций уже не тот, первозданный, что резвился на просторе.
И насилие над природой мстит человеку. То, что наблюдал Ньютон в тёмной комнате с закрытыми ставнями, не есть общее явление природы. Это иллюзия; принудительная, созданная насильственно ситуация. Так рассуждал Гёте. Пусть Ньютон выйдет на зелёный луг, на берег моря. Пусть внимательно посмотрит перед собой: на стволы деревьев — в солнечный день они чуть тронуты багрянцем, на морскую ширь — на освещённой стороне волны кажутся зелёными, на теневой — пурпурными.
Разве Ньютон может создать такое искусственно?
И может ли объяснить строго научно все эти эффекты, давно знакомые пейзажистам?
Гёте был прав — цветовое многообразие природы действительно не воспроизводилось и не объяснялось современной ему наукой. И протест Гёте против разрушения целой картины ради частности, общего впечатления ради деталей тоже имел под собой веское основание. И восходил к мироощущению древних. Их мудрый завет гласит: в процессе познания человек не должен забывать, что в драме бытия он не посторонний — актёр и зритель одновременно…
В своём отношении к изучению природы Гёте вольно или невольно оказался сразу в двух противоположных периодах времени: в прошлом и будущем. Потому что вопрос о пределах вмешательства человека в природу возник снова, уже после Гёте, на более высоком уровне познания.
Это случилось в ХХ веке, когда физики приступили к изучению микромира. И убедились, что, вторгаясь со своими приборами в жизнь атомов и молекул, они нарушают естественный ход событий, делают невозможным сохранение наглядности при изучении этого мира.
Как это перекликается с опасениями Гёте! Гёте лишь боялся, что вторжение в плоть света нарушит его истинную структуру и не даст истинного понимания. А учёные XX века, проникнув в микромир, обнаружили, что в мире элементарных частиц экспериментальное вмешательство приводит к возможности точного измерения лишь одной стороны явления в ущерб другой. Скажем, можно определить скорость электрона, но нельзя одновременно зафиксировать его расположение. И наоборот, можно засечь в какое-то мгновение его место, но не узнаешь ничего о скорости. Можно измерить энергию частицы, но чем точнее должен быть результат, тем больше времени приходится затрачивать на его получение. Значит, получается не мгновенное, а усреднённое значение энергии. При этом всякая попытка ускорить измерение влечёт падение точности.
Именно при попытках определить «безопасную» дозу вмешательства приборов в исследование микромира возник один из краеугольных принципов современной физики — принцип неопределённости. Он констатирует и объясняет невозможность полного описания жизни микромира в духе классической физики, имевшей дело с жизнью больших тел макромира.
Поразительно, что Гёте ещё в далекое от квантовой физики время провидел этот принцип неопределённости, пропагандировал запрет чрезмерного вмешательства в природные процессы!