Удивительное сочетание правильной интуиции, новаторства, нигилизма и веры в божественное предопределение. Смесь, достойная науки XVII века. Смесь, из которой потомкам предстояло выудить немало истинного, отбросить много ложного.
Ньютон со здоровым чутьём молодости безошибочно выловил из мешанины декартовых мыслей самые ценные: логические правила мышления. Их утратил угасающий разум стареющего Ньютона.
Не правда ли, удивительны зигзаги эволюции человеческого интеллекта?
Декарт начал с сомнения относительно истинности данных, добытых его предшественниками. И это понятно. Молодой свежий ум не любит авторитетов, не верит им. Непонятно другое: если Декарт верил в божественное происхождение разума, он не имел права усомниться в научном наследии других учёных. Не только он создан богом для правды. Предшественники Декарта тоже божьи создания. Как же можно усомниться в истинности их теорий, ведь они также внушены богом? Противоречия, противоречия, ещё раз противоречия. Зрелый Декарт идёт против молодого Декарта. Старый Ньютон идёт против молодого Ньютона; по следам Декарта.
Каков же итог?
В последние годы жизни Ньютон писал сочинения о пророке Данииле и толковал Апокалипсис. Он, раньше решительно возражавший против дальнодействия, теперь приписывает его богу: «… бог пребывает всюду, также и в вещах». «Это он является посредником между телами, он соединяет воедино составляющие мир тела…»
Современник Ньютона, Давид Грегори, записал 21 декабря 1703 года в своём дневнике: «Полная истина в том, что он верит в вездесущее божество в буквальном смысле. Так же как мы чувствуем предметы, когда изображения их доходят до мозга, так и бог должен чувствовать всякую вещь, всегда присутствуя в ней. Он полагает, что бог присутствует в пространстве, как свободном от тел, так и там, где тела присутствуют».
Человек, который на многие века утвердил в физике царство точного эксперимента и бескомпромиссность формул, конец жизни отдал самой голословной, самой ненаучной науке — теологии.
Так угас великий разум.
ОТ АВТОРА
Книга подошла к концу. Её объем не способен вместить всего, что могло бы непринуждённо объединиться под одной обложкой. Думаю, читатель вспомнит и о других примерах, которые расширяют наши представления о таких понятиях, как «прозрения», «заблуждения», «гениальный», «ошибочный»…
Действительно, кого из мыслителей следует отнести к великим, что нужно считать заблуждением? Бесспорно, ранжировка людей и событий весьма условна и в значительной мере произвольна. Если в книге встречаются прилагательные «великий», «знаменитый» или «известный», то они, по существу, определяются традицией. Ибо один велик объёмом своих трудов, другой — единственным достижением, определившим дальнейший ход развития науки. Ученый, имя и труды которого долго оставались в безвестности, иногда становится популярным после того, как развитие науки по-новому освещает место и значение полученных им результатов.
Столь же условным оказывается во многих случаях понятие «заблуждение». Многочисленные примеры показывают относительность наших знаний.
Развитие человеческой мысли выявляет и, хочется надеяться, эта книга в какой-то мере иллюстрирует, как неразрывно связаны труды безвестных солдат и блистательных маршалов науки. Без мужества и трудолюбия первых невозможны успехи вторых. И как в любой армии, каждое наступление складывается из ряда удачных и неудачных атак, возглавляемых офицерами, смелость и талант которых определяют общий темп. Но никогда нельзя забывать, что без прорывов, осуществляемых отдельными смельчаками, продвижение армии замедлится или надолго затормозится.
Преемственность в науке сочетается с противоборством. Новое развивается, занимая место старого, а чаще — дополняя его.
Прозрения, обеспечивающие рывок вперёд, выход из тупика, далеко не всегда оказываются долговечными. Не многие из них навсегда остаются в сокровищнице науки. Большинство уступает место новым находкам или видоизменяется до неузнаваемости.
Истинные заблуждения в науке крайне редки. В великих заблуждениях есть зёрна истины, которые синтезируются в последующей теории, более полно описывающей мир.
… Каждый из нас, склонившись над учебником, невольно восхищался величием и стройностью науки. Но лишь тот, кто приучается отыскивать в учебнике не только факты и объяснения, но и неясности или положения, оставшиеся недоказанными, может рассчитывать стать первооткрывателем.