Эта книга опубликована в 1638 году в Голландии, ибо печатание трудов Галилея в Италии запрещено. Передавая рукопись французскому послу, Галилей из предосторожности пишет в посвящении: «… Я, как Вам известно, смущённый и напуганный несчастной судьбой других моих сочинений, принял решение не выпускать более публично своих трудов и, чтобы не оставлять их вовсе под спудом, сохранять лишь рукописные копии таковых». И далее:
«… передам Вам копию настоящих двух, к тому времени уже готовых трактатов, которые Вы согласились сберечь в сохранности, а также ознакомить с ними людей, сведущих в таких науках, показав тем, что я хотя и молчу, но провожу жизнь не совсем праздно».
Говоря о втором трактате, Галилей имел в виду труд «О местном движении», входивший как самостоятельная часть в «Беседы». Здесь Галилей даёт ответы на вопросы, которые поставил ещё Архимед, пытаясь создать науку о движении тел — динамику. Сознавая ценность своих открытий, Галилей начинает трактат гордыми словами:
«О предмете древнейшем создаём мы науку новейшую…»
Так, в трудах шли последние годы. С 1639 года Галилей уже не мог писать, а лишь диктовал. В следующем году он совершенно ослеп.
Он умер от изнурительной лихорадки. Календарь показывал 8 января 1642 года. Возле смертного ложа великого человека стояли его сын, два ученика и посланец инквизиции… На его могиле не произносили надгробных речей. Его тело не позволили похоронить в семейном склепе. Не разрешалось поставить на могиле памятник, сделать надпись…
По пути наименьшего сопротивления
А за четыре года до смерти Галилея,
Матросы, пируя вечером в одном из кабачков веселого, беззаботного Марселя, даже не вспоминают о бойком парне с его камнями, а он сам на суше держится скромненько, не афиширует в образованных кругах свою приверженность системе Коперника.
Впрочем, Гассенди был излишне осторожен. В то время когда итальянская инквизиция огнём и мечом наказывала своих учёных за вольномыслие, душила свою науку и, надо сказать, успешно задушила её на долгое время, французские учёные с восторгом относились к открытиям Галилея. Несмотря на ропот церкви, они защищали его работы,
а после осуждения учёного издали его сочинения.
И возрождение атомистики, и вера в идеи Коперника и Галилея не принесли Гассенди несчастий. В своём сочинении, вышедшем в 1647 году, он излагает систему Птолемея, Коперника и Тихо. Птолемееву систему он отвергает, коперникову объявляет единственно разумной. Гассенди всё-таки бросает кость церкви: он двусмысленно заявляет, что тиховскую систему он тоже одобряет, так как библия явственно приписывает движение Солнцу…
Что делать, несмотря на более чистую от дыма костров атмосферу Франции, отблески итальянских аутодафе нет-нет да и появлялись в сновидениях учёных всех других стран; мысли о замученном, поставленном на колени старике ещё долго заставляют их вздрагивать.
Как и рассчитывал Гассенди, французская церковь получила удовольствие от его покорности. Она не затеяла против него процесс, не бросила в застенки. Некоторые учёные даже стали поговаривать, что Галилей сам виноват в своих страданиях — нечего ему было дразнить монахов…
Действительно, почему духовенство отнеслось так спокойно к восстановлению атомистического учения, а главное, к возобновлению дискуссии о коперниковой системе?
Пути господни неисповедимы — одно из любимых изречений церковников. Может быть, они рассудили, что не надо бояться осторожного, никого лично не задевающего Гассенди (кстати, служителя церкви). Ведь он не по злобе, а так, бессознательно, по простоте своей проповедует опаснейшее учение. Ему можно и простить заблуждения. Человек слаб духом…
Один из свободомыслящих теологов, раздумывая об этой странной терпимости отцов церкви, воскликнул однажды: «Если бы то же говорил Рамус, Литаудус, Виллониус и Клавиус, чего бы только не сделали с этими людьми!» Он почему-то не упомянул Галилея…
А объяснение может быть лишь однозначным: для церкви не прошли даром расправа с Бруно, истязания Галилея, преследования Кеплера — её силы в борьбе с истиной угасали, у неё не было и не могло быть подкрепления в этой неравной борьбе.
Учёные-борцы умерли, но они победили.
Одним из последних противников Коперника был Риччиоли, родившийся в 1598 году в Ферраре и вступивший на шестнадцатом году жизни в орден иезуитов. Он преподавал теологию и философию в Парме, занимался астрономией и жил в Болонье в доме своего ордена до самой смерти в 1671 году. Он много времени посвятил сбрасыванию меловых шаров с вершины башни в Болонье и написанию в подражание Птолемею своего собственного «Альмагеста». Он был противником коперниковой системы и начинил свой «Альмагест» «взрывчаткой» из семидесяти семи возражений Копернику. Но «порох» был сырым, не способным к воспламенению. Он не мог повредить ни Копернику, ни новой астрономии, ни новому миропониманию, прочно вошедшему в сознание людей вместе со второй половиной здравомыслящего XVII века.