— Когда я разыскивал вашу базу, один местный мужик упомянул секретную бактериологическую лабораторию, — ответил Глеб. — Я склонен ему верить, потому что видел, как болеет лес. На всю округу — десяток здоровых деревьев. Что тут творили? Куда девали отработанные культуры? На чем проводили эксперименты?
— Я слышал, что базу создали не на пустом месте, — Орион обвел взглядом стены и потолок. — Но все дела вел Стас, а он не любил распространяться на подобные темы даже со мной. Думаешь, он подцепил вирус где-то здесь?
Глеб задумчиво переставил из ячейки в ячейку пустую пробирку.
— Не похоже. Вирус передается через кровь, такое заключение дал компьютер на основе фактического анализа. А вот идентифицировать этого «зверя» не удалось. Такое ощущение, что штамм получен искусственно, возможно, в лабораторных условиях. На базе есть вирусологи?
— Нет. Жулавский не проводил исследований, связанных с вирусами. У нас работают инженеры-генетики, химики, биологи, биофизики, врачи, физиолог и психоаналитик, есть уйма лаборантов, младший медицинский персонал.
— Можно проверить досье на всех сотрудников?
Орион пожал плечами.
— В принципе, да, — и вспомнил: — У меня теперь все функции Стаса. Но зачем, Глеб?
Парень вальяжно закинул руки за голову, но суровая складка осталась на напряженном лице.
— Интуиция, — бросил он, глядя в пустой монитор.
Обстановка на базе не отличалась от обычного рабочего дня. В информационной сводке прошло сообщение о скоропостижной смерти заместителя доктора Жулавского, приводился туманный диагноз и несколько стандартных для некролога слов. Здесь же сотрудников ставили в известность, что обязанности зама временно будет исполнять второй помощник руководителя проекта.
Анна еще раз перечитала сводку и тяжело вздохнула. Тамара оторвалась от листка, по которому свободно гулял ее карандаш, внимательно посмотрела на девушку и тихо спросила:
— Ты ходила к брату, потому что думала, что ему плохо внутри?
— Да. Но ему, похоже, совсем не плохо, — грустно ответила Анна. — Он не понимает, кого он потерял. Стас был его настоящим другом!
Девочка задумалась.
— Анна, когда было плохо Глебу, мне тоже было очень плохо. Значит, если мама Гнома хотела навредить Филиппу, она специально навредила Стасу?
— Чья мама?
— Гнома.
— А… что это — Гном?
— Он не что, а кто. Гном живет в подвале. Он живой, но ненастоящий. И очень умный, как компутер.
— Ты говорила с Гномом?
— Гном не умеет разговаривать. Он пишет мелом на доске.
— Тома, ты еще чуть-чуть подождешь, если я сейчас схожу к Ориону и Глебу?
— Зачем? Они сами пришли.
Распахнулась дверь.
— Ребята, а у нас тут Гном, — с видом поставленной в тупик учительницы доложила Анна.
— А у нас неизвестный штамм совершенно ненормального вируса, — ответил Орион, опустился на диван и прижал ладони к лицу. — Черт знает что…
Глеб, чуть только глянул на Тамару, одним махом прогнал усталость.
— Томочка, что ты нашла в подвалах? — выговорил он.
Тамара подняла голову и просияла.
— Вот здорово! Теперь ты увидел, как я внутри думаю! — восторженно подытожила она.
Динамик возвестил об окончании рабочего дня, и сотрудники один за другим потянулись прочь из лабораторий и опытных блоков. Мерное движение персонала по коридорам было нарушено двумя мужчинами, стремительно шагающими против людского течения.
— Если б я догадался зайти в эту трижды проклятую дверь! — не унимался Орион. — Стас был бы жив сейчас!
Глеб давно оставил попытки успокоить друга, лишь перед приемной он затормозил и бросил через плечо:
— Говорить буду я, лады?
Филипп встретил индивидов, восседая на рабочем столе.
— Ну-с, какие результаты? — он в упор смотрел на Глеба.
— Нам необходима ваша помощь, Филипп Алексеевич.
— Вот как? Вы что, ничего не выяснили? — доктор Жулавский соскочил на пол.
— Опять все должен делать я?!
— Мы выяснили многое. Теперь нам необходимо знать, что вчера между 18-ю и 20-ю часами делал Стас: что он говорил, не было ли какого-то неординарного события, связанного с ним? — Глеб старался втолкнуть в сознание собеседника спокойствие и рассудительность. — Важна любая деталь. Филипп Алексеевич, пожалуйста, вспомните вчерашний вечер в вашем кабинете.
Доктор Жулавский стоял, как железная статуя, под пронизывающим взглядом молодого человека. Плечи его медленно опустились, пелена гнева упала, и в глазах появились проблески понимания.