Он рассмеялся, отчего я несколько раз приложился затылком к лошадиной гриве. Юлиан вторил ему не совсем уверенно.
— А вот и мой дом, кузен. В любое время ты здесь желанный гость.
Джузеппе перехватил поводья лошадей, и пока Юлиан высвобождал ноги из стремян, мой «сильный брат» ловко соскочил на мостовую.
— Лоренцо, ты волшебник! Уж не продал ли ты душу дьяволу? — кузен театрально разыграл испуг.
— Дьяволу? О, всего лишь его наместнику. Король хорошо платит фаворитам, мой дорогой.
Юноша споткнулся на ступеньке.
— Помилуйте, кузен! Вы угодите в темницу за подобные речи.
— Речи из уст королевского шута немногие воспринимают всерьез, — синьор Лоренцо продолжал улыбаться, а я подумал почему-то, что он и впрямь не прочь подергать смерть за усы.
— Шута, — удрученно повторил Юлиан и опустил взгляд. — Единственный сын благородного графа Колладара — шут у трона чужого короля.
Лоренцо положил руку на плечо кузену.
— Что дозволено шуту, порой не дозволено самому кардиналу, — сказал он, понизив голос почти до шепота. — Рано или поздно у меня будет официальный статус. А пока я пользуюсь природным званием.
И он небрежно кивнул на меня.
— Посмотри, — Юлиан будто бы отшатнулся, — он нахмурился.
— Кто? — кажется, не понял Лоренцо.
— Он. Его лицо. Ты видел, как он смотрит на тебя?
Взгляд ярких карих глаз скользнул в моем направлении. Я действительно был взбешен подобным обращением, однако тот, кому предназначался мой гнев, упорно отказывался меня видеть.
— Юлиан, это не смотрит, — назидательно начал Лоренцо. — Оно иногда закрывает и открывает глаза. Иногда поворачивает голову. И часто вздыхает. О, как сие нравится дамам!
Его речь была прервана появлением Джузеппе с подносом, уставленным бутылками. После традиционных тостов и обильной закуски, разговор перекинулся на воспоминания юности, затем вовсе уплыл в неведомые дали. Вернее, в неведомые дали уплыло мое сознание, поскольку по закону сообщающихся сосудов весь алкоголь застревал в моей голове, и лишь после изрядного ее наполнения начинал продвижение в голову «большого брата». Самое обидное, что Лоренцо это прекрасно знал и умел остановиться вовремя. Следовательно, никогда не пьянел, о чем тоже в столице слагались легенды.
Все это я добыл из бог весь каких закромов памяти. Я рад был бы засунуть проблески мыслей подальше в уже знакомый колодец, но тут родственники вновь уделили внимание моей персоне.
— Лоренцо, не знаю, право, как сказать тебе, — неуверенно начал Юлиан.
— Как брату, Юлиан. Как родному брату!
— Когда лекарь сообщил моей сестре, что она разрешится двумя детьми сразу…
Я почувствовал, как у Лоренцо холодеет спина.
— …она была напугана до безумия. Лекарь понятия не имел, почему наша семья боится близнецов…
— Кузина? Она жива? Дети?
— О, да, да! Какой же я болван! Я несся через всю страну и представлял, как первым делом сообщу тебе о нашей радости! И забыл. Вот дьявол! У нее две очаровательные прекрасные девочки. Они увидели свет вместе с первым яблоневым цветами.
— Слава Господу, — Лоренцо откинулся на спинку кресла, и я оказался в почти вертикальном положении.
— Мы рассказали лекарю про тебя, — продолжал Юлиан, заметно убавив пыл. — Он утверждает, что… это легко удалить. Он готов собственноручно провести операцию. По его словам, никакой угрозы твоей жизни нет. Два, максимум три месяца, и ты станешь…
— Я ценю твою заботу, мой милый кузен, — оборвал его Лоренцо, — но случилось так, что я чертовски привязался к младшему братишке. Мне бы не хотелось разлучаться с ним.
— Но ты бы мог…
— Нет, Юлиан. Я не раз говорил это — нет. Богу угодно было сделать меня таким. Вероятно, в прошлой жизни я прогневал Господа. Проклятие наложено не на всю нашу семью. Проклятие лежит на мне. Я плачу за свои грехи.
— А он? Он расплачивается за чьи грехи?
— Он? Юлиан, умей смотреть на реальность трезво. «Он» — это бессловесный отросток моего тела. «Его» нет. Нет души, нет мыслей, нет ничего. Я изо дня в день смотрю на эту тупую рожу, которая как карикатура повторяет мое лицо…
Возможно, они беседовали еще какое-то время, но я более не слышал. Память прокручивала мне одни и те же реплики: «я чертовки привязался к младшему братишке…», «он — это бессловесный отросток…», «проклятие лежит на мне»… Проклятие… Проклятие…
Два человека. Два меча. Два лица. В лицах слишком много общих черт, чтобы усомниться в родстве. Но два меча! И кровь, проступающая сквозь разорванные кожаные латы.