— Тамара успокоилась и уснула. Я переживаю за тебя.
Анна остановилась у перил длинного узкого балкона, опоясавшего зал-оранжерею. Внизу зеленели искусственные посадки, и лениво журчал по имитированной горке безликий фонтан.
— Ты мне сказала по телефону. Помнишь? — Орион осекся, не решившись повторить вслух навсегда запечатленную памятью фразу.
На лицо девушки легла тень тоски.
— Я не знаю, почему я так сказала. Нет, Орион! Это, наверное,… наверное, правда! У меня было несколько мужчин, я думала, что любила их. Но ты… ты особенный.
У него перехватило дыхание.
— А Глеб? — произнес он.
— Что Глеб? — удивленно вскинулась Анна. — Он друг детства, и всё. К тому же…
Орион видел, как она борется с сомнениями. Действительно, журналистка и влюбленная женщина воевали сейчас в ее рассудке. Слова то подкатывались к горлу, то отступали под натиском профессиональной скрытности.
— Глеб — индивид?
— Тамара сказала? — Анна почувствовала облегчение. Журналистка и женщина остались каждая при своем. — Его создал мой отец незадолго до краха. Глеб был честным парнем. Благородным, как рыцари, — она усмехнулась. — Я его не понимала…
Орион не смог определить, что именно породило в ее тоне грустные нотки: воспоминание об отце, ощущение непонимания или… потеря близкого друга.
— Орион. Ты отдал приказ его убить?
Тот поспешно качнул головой.
— Он жив, Анна.
Пусть лучше у меня на дороге встанет соперник, чем новая ложь! — Орион отчаянно атаковал рассудком «второй источник» и опешил: ничего, кроме второго источника в сознании больше не было.
— Ты наврал Филиппу, что ли? — отреагировала Анна самым что ни на есть банальным образом. Глаза ее восторженно заблестели.
— Да, как-то так… — промямлил Орион и отважился продолжить: — Анна, Глеб дорог тебе?
Она отодвинулась слегка. Думать больше не хотелось. Душа жаждала ухватить невесомую цепь удивительных чувств, зревших в сердце, притянуть к себе, запутаться в обворожительной паутине, забыться, прикоснуться к мифическому образу любви, поднимающемуся из праха древности.
— Это не то, что ты считаешь, — неловко высказалась она. — А я сама ничего уже не понимаю. Все носятся с собственными целями, топчут других, сами попадают по ноги, толкутся на месте, бегают по кругу. Весь мир превращается в сумасшедший дом! И вот появляешься ты, — румянец выступил на бледных щеках, — и я не знаю: то ли люблю тебя, то ли преклоняюсь, как перед идолом любви. Орион, я хочу сбежать куда-нибудь, где нет лжи и лицемерия. Где мне не придется постоянно помнить о выгоде, скрывать себя от себя самой! Иногда мне кажется, что я хочу стать индивидом, и, как Глеб, услышать голос земли. И жить с этим голосом в сердце. Или забыть про все на свете, спрятаться, исчезнуть… Но ты! Я смотрю на тебя и хочу любить!
— Анна, — он тронул ее плечо, но тут же отдернул руку. — Я не имею права лгать тебе. Я решил сегодня, что обязан сказать…
В ее влажных глазах замерло ожидание.
— Я… ты мне очень дорога. Я, наверное… люблю тебя. Но я… — он выпрямился, одним махом отбросив неуверенность. — Я — индивид доктора Жулавского. Твой брат создал меня.
Анна побелела. Ладони потянулись к лицу и застыли, прижав приоткрытые алые губы.
— Боже… — голос затерялся в воздухе. — Орион, нет!
— Я говорю правду, Анна. Прости меня.
Она стремительно отвернулась. Взгляд уперся в живую зелень растений в искусственном саду.
— Простить за правду? — прошептала она. — Господи, что же творится в нашем мире!
Орион отступил на шаг, но Анна, не раздумывая, бросилась ему на грудь, стиснула плечи, обняла и отчаянно прижалась к нему всем телом.
— Я тебя люблю! Я тебя все равно люблю, Орион! Неужели мы стали настолько пустыми, что только у индивидов осталась настоящая душа. Боже, что я говорю… — она вздрогнула и попятилась.
— Анна!
— Я не имею права тебя любить, — слезы потекли по ее щекам. — Ты такой… чистый. А я пустая, я даже не умею верить сердцу!.. Прости, я не могу сейчас. Я должна разобраться с собой. Прости, Орион!
Каблучки застучали по пластиковому полу. Орион шагнул следом за девушкой, но ноги сковало и невидимые гири потянули вниз. Что-то сжалось и ухнуло в груди, отчаянно завертелись перед глазами стены и пол. Он уцепился за перила и с ужасом ждал, когда поднявшийся изнутри жар поглотит его целиком.
— Орион, — теплая рука, опустившаяся на затылок, показалась ледяной. — Что она тебе наговорила?