— Для начала я хочу понять, что произошло с Орионом.
— Где он? — Анна привстала.
Орешек треснул. Хитринка забилась в уголки серых внимательных глаз, и Анна зарделась. «О, женщины. Сколько же у вас личин? — с тоской и восхищением Стас взирал на собеседницу. — И которая настоящая? Не та ли, что возникает при мысли о любимом?» — Парень в своей комнате. Не волнуйтесь, ничего страшного. Вымотался до предела, теперь отсыпается.
Анна поджала губы.
— Вы решили, что он из-за меня?… Ради этого вся беседа?
Настало время откровений. Стас прикинул в уме предстоящие ходы и ответил.
— Постарайтесь понять, Анна, — доверительный тон попал не в фазу: журналистка насторожилась. — Орион взрослел и совершенствовался на моих глазах. Теперь он окунулся в настоящую жизнь. И мне небезразлично, как он будет чувствовать себя впредь. Он любит вас, а значит — будет жить для вас.
Настороженность исчезла. Девушка рассеянно покачала головой. Слабое чувство, похожее на зависть, скользнуло по сердцу. У Ориона был настоящий друг, опекун,… отец. Для нее в жизни не нашлось человека, взявшего бы на себя столь тяжкую роль.
— Почему же вы сказали, что Орион не совсем человек? — глухо спросила Анна.
— Потому что это правда. Восемь месяцев назад он вышел из капсулы, похожей на те, которые сейчас стоят в личной лаборатории вашего брата. Возможно, я выразился неточно. Он — иначе рожденный человек. Ему в сто крат труднее освоиться в нашем обществе. Но он имеет право на нормальную жизнь. И дать ему эту жизнь может только тот, кто вырос на земле среди людей. Филипп этого не понимает. Но Тамарины «нарисованные цветки» он вчера осознал, будьте уверены. И теперь горит желанием использовать девочку в своих целях.
«Девочка похожа на мать. Мать рисовала узоры», — закрутилось в голове у Анны. Разговор на террасе: «Что ты рисуешь?» — «Посмотри, это Диво». — «Эти черточки?» Ей потребовалось двадцать лет, чтобы понять мамину мечту…
— Вы полагаете, создание индивидов можно продолжить? — робко спросила она.
— Если Тамара сумеет нарисовать код на камне, и мы поможем индивидам познать человеческие чувства, да. Филипп жаждет спасти цивилизацию после всемирного потопа, — Стас усмехнулся в усы. — А, по-моему, многих надо спасать уже сейчас от черствости, примитивизма и бесчеловечности.
«Создать индивида! Создать еще одного искреннего, мудрого человека с доброй душой и открытым сердцем, — мысли закружились у Анны разноцветной счастливой радугой. — Когда такие люди вольются в человеческое общество, общество заметит их и повернется к ним лицом. Пойдет за чистотой и искренностью, как отважилась пойти я!» — Убедить Тамару будет нелегко, — с трудом приглушив восторг, начала Анна. — Филипп вел себя вчера как последний дурак. Вряд ли девочка согласится участвовать в его работе. Ему нужно наладить с ней отношения. И вообще, нам понадобится время.
— Мне нравится это «нам», — кинул Стас. — А Филиппа я беру на себя.
Уткнув палец в стену, Тамара чертила на ней невидимую линию. Коридор тянулся и тянулся вперед, встречные люди проходили туда-сюда, иногда задевали и, обронив дежурное «извините», шли по делам.
Холодно. Цветы не живут, когда холодно. Глеб. Глебушка…
Слезинка пробежала по щеке.
Хлопали железные двери. Плясали цветные точки в узком окошке. Белые одежды. Плохие одежды.
Тамара пристроилась за спиной пожилого человека в очках, увлеченно изучавшего шуршащие бумаги. Хлопнули двери. Тамара пошла в новый коридор. Человек в очках оглянулся по сторонам, произнес грубое слово, и железные двери закрыли его в маленькой комнатке.
Он обижается на комнатку. А комнатка не виновата. Он велел ей неправильно ехать.
Темно.
— Кошка, кошка, где твоя дорожка?
Кошкины глазки видят всё в лесу.
Кошка, кошка, подожди немножко.
Солнышко станет и прольет росу.
Стена была совсем холодной, и Тамара отдернула пальчик. По телу пробежал озноб.
Дядя Боря говорил, что бабушку Владлену положили под землю, когда она уснула. А я не сплю. Я живая. И я иду под землей. И земля не обижается. Интересно. И немножко страшно.
Раздался отчетливый скрип. Тамара вмиг притихла и присела на корточки. В темноте показался огонек. Женщина с плохими мыслями прошла мимо. Девочка сжалась в комочек. Мысли были настолько черными, что она боялась на них смотреть. Но там, откуда она пришла, тоже были мысли.
Как мышки в погребе, — Тамара осмелела. — Мышка одна, она голодна.