Собственно, на ответ он не рассчитывал. И всем телом вздрогнул, когда за спиной раздалось:
— Зачем ты поехал за мной?
Ивар так и не понял, где прятался товарищ, но встрече был несказанно рад.
— Глеб! Откуда ты взялся? Классно, что я тебя нашел!
Даже в помятом пыльном комбинезоне, юноша казался белым и сверкающим.
Он еще очень молод, — из сгустка путаных образов выплелась мысль. Глеб почувствовал, как накатывается тоска.
— Что ты от меня хочешь, Ивар?
— Давай дернем в бега вместе, а? Куда ты один пойдешь? Что ты знаешь?
Благородный романтик без страха и упрека, — ассоциация прописалась в уме строчкой из какой-то художественной книги.
— У тебя будут крупные неприятности, — с трудом сохраняя непроницаемую маску на лице, ответил Глеб. — Твой контракт у Северянина недавно вступил в силу. Ты имеешь определенные обязательства перед хозяином клуба. Это первое. Второе — за укрывательство индивида ты попадешь под действие статьи уголовного кодекса «кража личного имущества», а также нарушишь закон о запрещении использования продуктов генетических исследований в бытовых условиях.
— Да не верю я, что ты какой-то там робот. Ты мне лапшу вешаешь!
— Ты видел мою рану.
— Подумаешь! Может у тебя с внутренностями что-то наперекосяк. Я в журнале читал, честно! Такое бывает. «Мутация» называется.
Глеб понял, что упирать на логику бесполезно. Иных аргументов подобрать не удавалось, и Ивар расценил заминку как шаг к согласию.
— Я тебя по всему городу разыскивал, — начал он, слезая с седла. — Какой черт тебя сюда принес?
— Здесь меня не будут искать. Через несколько дней Северянин ослабит бдительность, тогда я уеду.
— На чем?
— Я нашел свой мотоцикл. Кое-что из него можно сделать.
Глеб направился к перелеску. Какими способами отговорить Ивара следовать за собой, он еще не решил, и втайне ото всех разумных суждений надеялся, что юноша останется с ним, невзирая на предстоящие проблемы.
Тревога впиявилась в сознание вместе с далеким гулом.
— Слышишь? — Глеб замер и поднял руку, призывая к молчанию.
— Что?
Человек не мог уловить то, что уже распознал слух индивида.
— Звук моторов. Машина Северянина. Я узнаю ее.
— Они тебя выследили?
Глеб вздохнул. Вывод для него был очевиден.
— Боюсь, что они выследили тебя.
— Ё-ёрики… Обожди, давай так: затаись, а я вырулю к ним, чтобы…
Глеб оглянулся на свалку, на перелесок.
— Поздно.
Оба автомобиля — хозяина и его тупоголовых «секьюрити» — притормозили на пригорке и вдруг ринулись прямо к трассе.
Заметили. Надежды рассыпались в прах.
— Ивар, уходи.
— Нет! Они ничего мне не сделают!
— Уходи!
И опять поздно.
— Эй, вы оба! — гаркнул Северянин, высунувшись из-за дверцы своего авто. — Живо сюда!
— Уходи! — еще раз крикнул Глеб и побежал к деревьям.
Два «качка» выскочили из машины и вскинули автоматы.
— Что вы делаете! — не своим голосом заорал Ивар.
Короткие очереди разорвали покой безмятежного пустыря. Глеб споткнулся, но устоял на ногах.
— Нет! Не смейте!! — Ивар бросился наперерез линии огня.
Голос его вдруг сорвался тихим, удивленным вскриком. Глеб обернулся.
Белое и алое. И синее пустое небо. Руки раскинуты, как лебединые крылья. Белое наполняется алым. Алым… Алым…
«Секьюрити» растерянно опустили стволы. Вопил и долбил кулаком по крыше салона Северянин. Звуки и движения распластались за невидимой ватной стеной. Остался пустырь. И тело в жухлой, покрытой гарью траве. Минуту назад отважный юный взгляд рвался в безграничный океан будущего. Но рухнула гильотина коварного мгновения. И чистое белое лицо смотрит в мертвую даль, сжатую до величины абсолютного нуля.
Глеб пошатнулся. Из горла вырвался хрип. Рассудок утонул в буре чувств, тело на несколько мгновений потеряло контроль и осело, как тряпичная кукла. Сознание помутилось.
Нет! Я устою! — он вцепился руками в спекшийся под солнцем грунт. — Я дойду до горизонта, земля. Ради тебя, ради этого парня!
Глеб не понял, откуда пришли эти слова, и не знал, какая сила удержала его под шквальным огнем опомнившихся автоматов. Он оказался в седле голубого мотоцикла и вывернул полный газ…
Он упал на пустынной проселочной дороге, когда бак машины опустел. Долго лежал в пыли, не чувствуя ни боли, ни мыслей, ни вообще — чего-либо. Диагностика сбоила. Аналитика бездействовала. Память смерти заняла каждую клетку стонущего тела.
Прошло несколько часов прежде, чем сознание протиснулось сквозь заслон пустоты, и похожие на бред обрывки фраз дотянулись до ума:
Они стреляли, потому что знали, кто я. А он кинулся под пули, чтобы их остановить… Из-за меня… Он другой. Он человек. Яркий, как солнце… Прости, Ивар…
Логический вывод не направил мысли в привычное русло, хотя бессмысленность обращения к мертвому была очевидна. Логический вывод молчал. Лишь внутренний контроль организма дал сигнал о нарушении двигательной функции ног, множественных инородных предметах в области левого плеча и серьезном повреждении правого легкого.
— Я встану. Я дойду, — шептал Глеб, отползая дальше и дальше от бесполезной машины.
«…Узнай, а есть предел — там, на краю земли? И — можно ли раздвинуть горизонты?…» Песня стучала в висках, будто память включила забытый аудиопроигрыватель. Горячий голос человека хлестал, взывал, толкал вперед и вперед.
«Ты стремишься к пределу бесконечности», — морщинистое лицо Антона появилось перед глазами.
«Я желаю тебе удачи», — Анна дружески протягивает руку.
Поляна неожиданно оборвалась, и Глеб кубарем скатился в канаву. В десятке метрах правее зияла черным провалом бетонная труба. Он из последних сил двинулся к укрытию. Упала тень. Он с трудом огляделся и понял, что лежит перед насыпным мостом, под которым когда-то тек ручей. Теперь один конец трубы был безнадежно завален, и, таким образом, беглец оказался возле своеобразной пещеры.
Он отполз как можно дальше от «входа» и замер.
Я встану. Я найду горизонт.
То была последняя мысль. Сознание отключилось.
Глава 4. Годы
— Филипп Алексеевич, расскажите нашим зрителям, как вам удалось создать столь эффективное лекарство?
— Я много работал.
— Большинство ваших коллег, в том числе из ведущих стран мира, утверждают, что болезнь Паркинсона неизлечима, — кругленькая репортерша опять сунула в лицо собеседника микрофон.
— Если бы я думал так же, как они, я бы никогда не достиг успеха, — он высокомерно поправил галстук.
— Филипп Алексеевич, наши зрители часто задают вопрос, использовали ли вы результаты международного проекта «Геном человека»? Можно ли считать ваше открытие первым удачным применением этого гигантского начинания прошлого века?
— Я физиолог, а не генетик. Основа моих исследований — изучение химических реакций в живой материи.
— Многие полагают, что вы опирались на знания, полученные от своего отца, профессора Жулавского.
— Старшего научного сотрудника Жулавского. Ничего общего с его деятельностью я не имел и не имею, — отрезал Филипп чуть резче, чем следовало перед камерой.
Репортерша не унималась:
— Сейчас, на взлете вашей карьеры, как бы вы прокомментировали достижения, которые приписывали профе… извините, господину Жулавскому?
Молодой ученый побагровел.
— Как полную чушь, о которой вопит «желтая пресса».
Кадр сменился.
— Вы смотрели интервью с доктором биологических наук, сотрудником корпорации «Панацея» Филиппом Алексеевичем Жулавским, — бойко сообщил диктор. — А теперь, новости культурной жизни…
Стас хмыкнул и, не нащупав на журнальном столике пульт, нехотя подошел к телевизору.
— Доктор биологических наук. И в такие молодые годы! Браво! Слушай, Фил…
— Отвяжись… — Филипп лежал на диване, уткнувшись в спинку.
— Фил, с тебя причитается.
— Тебе вчерашнего мало? — донесся из подушек вялый ответ.
Спустя несколько секунд Филипп отшвырнул скомканный плед и вскочил.