— «Чудеса рядом с нами», — подсказала Анна сквозь зубы: мешала сигарета.
— Вот-вот. «Чудеса». Для этой колонки сгодится. Кстати, что она на самом деле предсказывала-то?
— Конец света. Редактор сказал, что такую муть уже никто не читает.
— А зачем ты к ней поперлась? — откровенно удивился Игорь.
— Она представляет «конец света» как очередной потоп в результате кувырка Земли через голову.
— Ого!
— Ну, она считает, что через несколько десятков лет планета начнет крутиться наоборот, — Анна для убедительности повертела в воздухе пальцем.
— Отличная тема! Покопайся в ней, сошлись на научное толкование. Выйдет отличная заметка!
— Да ну ее! Я в математике не шарю. Эта шизичка мне три тетради каких-то формул показала. Мне что, еще и в ее расчетах разбираться?!
— А как, ты думаешь, мы работаем? — усмехнулся журналист. — Я, например?
— У тебя политика! Там особо соображать не надо.
— Дуреха ты… Так и быть. Пошли делать текст.
— К тебе? — Анна просветлела.
— Обещаю кофе и круассаны.
Девушка с готовностью вскочила. Игорь неторопливо расплатился с официанткой, снял со спинки стула пиджак и деловито направился к выходу из кафе. Он чувствовал, как пожирает его взглядом молодая журналистка. Коллеги посмеивались — заарканила! Пусть бы и так. Анна давно ему приглянулась: упрямая, независимая, настырная! С ней позаниматься, толк будет. Он с удовольствием принял на себя роль старшего, наставника.
Глава 5. Дорога
Небо хмурилось. Игривая поземка уже не искрилась веселыми солнечными бликами и грозила превратиться в настоящую пургу. На дороге по-прежнему — ни души. Следы шин запорошило снегом несколько часов назад. Слева и справа шевелились во сне замерзшие ели.
Лучше бы мы жили в городе до весны, — Глеб поднял воротник куртки и поглубже надвинул на лоб старую вязаную шапку. — Худо-бедно, а комната была, и хозяйка против нас ничего не имела. Наверное, я никогда не научусь понимать эту девчушку.
Тамара, топавшая впереди, опять забормотала себе под нос. Глеб прислушался.
— На окошке свечка, За стеною печка.
Кошка умывается.
Огонек качается.
Снег летает пёрышком Над родимым гнездышком.
Рифмовки получались у нее в самых неожиданных ситуациях. Глеб одно время пробовал записывать стишки для последующего анализа, но быстро бросил это бесполезное занятие. Да и анализ как таковой незаметно ушел из рассудка. Мозг работал иначе. Проще, как ему теперь казалось.
— Тома, кушать хочешь? — окликнул девочку Глеб.
— Хочу, — она остановилась и потерла варежкой нос. — У-у. Холодно!
Он достал из-за пазухи припасенный бутерброд. В придорожном кафе, куда они заходили утром, сие блюдо значилось как «сэндвич».
— Боюсь, кнопка, нам придется ночевать в лесу, — парень безнадежно посмотрел на пустое шоссе.
— Ну и что? — с набитым ртом в детской мохнатой шапке с «ушами» Тамара выглядела потешно.
Мне-то ничего, — с горечью подумал Глеб, — а вот тебе, малыш, надо спать в теплой постели, как нормальному ребенку.
— Я не маленькая, — вдруг откликнулась Тамара.
Он частенько замечал, что девочка будто читает его мысли. На вопрос, как это у нее получается, Тома искренне изумлялась и передергивала плечами. «Я на тебя смотрю», — звучал неизменный ответ.
Из пурги медленно выплыл «верстовой» столб с меткой. Цифра спряталась под снежным козырьком, и Глеб не потрудился ее рассмотреть. Все равно точка отчета была давным-давно потеряна. Сколько таких столбов осталось позади? Они проносились за окнами электричек и немногочисленных попуток, терялись в городах и поселках, и глумливо подмигивали издалека в такт усталым шагам. Второй год бесплодных странствий подходил к концу. Время вело путников по дорогам земли, а следом за ними неотступно двигалась бескомпромиссная память. И лишь она одна имела право возвращаться назад…
…Лесная тропа.
— Тамара, как выглядел твой дом? — кажется, это была сотая попытка получить информацию.
— Он огромный и дивный! Там хорошо.
Такая интерпретация «дома» в ее устах звучала впервые. Индивид насторожился.
Термин «диво» использовал Антон в наборе данных, относящихся к Ольге Жулавской, — поступил в распоряжение аналитики сохраненный факт.
— Глеб, зачем ты думаешь? — девчачий голосок обижено дрогнул. — Ты сказал, ты не будешь так думать.
— Я хочу помочь тебе найти дом, Тамара. Ты помнишь деревню, где мы ночевали вчера?
— Ага.
Отсутствие интереса к разговору компенсировалось внимательным изучением позолоченных солнцем верхушек берез.
— Твой дом похож на дома в деревне?
— Не, в деревне — жилища. А дом — это дом! Понимаешь?
Надежда затаилась на дне больших невинных глаз.
— Не понимаю. Но ты не бойся, — он задержал в руках ее ладошку. — Я тебе просто верю.
…Улицы изо дня в день гудели однообразием. В восемь утра — начало работы, в шесть вечера — конец. «До» и «после» вроде бы не существовало вовсе. Через месяц Глеб начал чувствовать, как организм, будто шестеренка гигантской машины, вливается в чеканный ритм города. Он смотрел на Тамару, и необъяснимая, нереальная боль вонзалась в сердце. Взгляд девочки потух, стерся со щек живой румянец, реже и реже звучали простенькие стишки. Она часами сидела на ящиках возле вокзального склада, куда устроился грузчиком Глеб, и лишь изредка принималась беседовать с жирными голубям, промышлявшими на платформе. Вечно пьяненький слесарь из доков тыкал в ее сторону обрубком указательного пальца и поучал: «Отвези ее в лечебницу! Там ее накормят микстурами, может поумнеет. Девка-то хороша! А головкой, глянь, не вышла». Подобные советы Глеб игнорировал.
Странная пара. Так считали многие люди, с которыми приходилось общаться. Одни отворачивались, предполагая нечто паскудное в их отношениях. Глеб это замечал без специальных логических изысканий. Другие, напротив, сочувствовали. Поначалу он решил, что доброту и понимание проявляют лишь те, кто сам волею судьбы оказался по другую строну от респектабельных машин, богатых квартир и изысканных одежд. Однако несколько случайных встреч опровергли его выводы.
Шикарная пожилая дама в парке позволила Томе поиграть с ее собачкой.
— Дочка? — с некоторым сомнением спросила она Глеба, наблюдая, как развеселившаяся девочка гоняется по сугробам за не менее радостным песиком.
— Сестра, — ответил парень.
Он не испытывал неудобства от этой лжи. Тамара действительно стала ему сестрой, пусть не по крови, как принято у людей. Она была его «парой» в незыблемой системе «человек — человек».
— Какой вы счастливый, — вздохнула дама.
Глеб вскинул взгляд. Собеседница думала о своем, и он понял вдруг, что женщина с дорогими серьгами в ушах, одетая в меховую шубу из натурального меха, страдает от одиночества. Имея все мыслимые блага, ублажая ими свое «я», она оставалась несчастной, не ведая очевидного для человека чувства — любви к ближнему своему.
…Шоссе. Жаркое марево качалось над асфальтом, солнце безжалостно иссушало землю, и воздух кипел духотой и выхлопными газами проносящихся мимо машин. Расплавленные думы ползали в уме и вяло стекали по стене нерешенного вопроса: чем система «человек — человек» отличается от системы «я есть человек»? И та и другая являются замкнутыми. Но на земле, тем не менее, существует развитое общество. Где, в таком случае, кончается «человек» и начинается «люди»?
Мы идем вдвоем, прочно влившись друг в друга мыслями и чувствами. Я смотрю на Тому, а она смотрит в меня, и ее проникновение гораздо глубже. Но мы, как система, не влияем на других, и другие почти не влияют на нас. Единственное объединяющее звено — земля. Люди в разной степени ощущают в себе ее силы. Существует ли система «человек — земля»?
Размышления были прерваны тонким голоском Тамары. Уставившись себе под ноги, она неожиданно выдала стишок:
— Впереди гудит машина, Много от машины дыма.
Убегай, сороконожка.
Грузовик забрал дорожку.