«Я еду на его родину. Больше пока ничего сказать не могу», — так она закончила короткий монолог.
Путешествие длилось уже два дня. На ночлег однажды остановились прямо в лесу, но на следующий вечер Анна потребовала завернуть в районный городок. В захудалой гостинице, просыпаясь от каждого шороха за фанерной дверью, она мысленно согласилась, что сотворила глупость. В лесу Глеб чуял и слышал окрестность, как заправский лесничий. С таким телохранителем в его родной стихии она не знала бы забот ни днем, ни ночью.
Второй звонок Анна сделала ранним утром из гостиничного номера.
Григорий поднял трубку не сразу.
— Анна? — послышался его далекий слегка удивленный голос. — Что случилось, я не мог тебе дозвониться!
— Знаю, знаю. Так сложились обстоятельства. Я нахожусь немного не там, где планировала.
— Ты говоришь загадками нарочно? Анна, я действительно беспокоился за тебя.
— Спасибо, Григорий. По-моему, ты единственный человек, для которого я что-то значу. Прости, у меня нет сейчас времени говорить. Не звони пока на мой мобильник. Так надо, поверь… Я люблю тебя.
Она захлопнула крышечку аппарата. Последнее сорвалось с губ само, но Анна не жалела. Пусть будет так, как будет.
После полудня третьих суток, когда Тамара направилась в кустики, а Глеб взялся проверять мотор, Анна отошла в другую сторону, будто бы тоже «по нужде». А сама достала телефон. Номер она выучила наизусть заранее, чтобы не тратить время на записные книжки и тем более не вносить его в память телефона.
— Господин Бурмистров?
— Чем могу служить?.. А, Анна Алексеевна!
— Не ищите меня в городе, я на рабочем выезде. Возможно, будет интересная информация по нашему общему вопросу, — Анна чеканила слова, как машина. Этот разговор она тщательно продумала. — Мне нужно знать, заинтересован ли кто-либо из ваших конкурентов в работе Жулавского.
В трубке послышалось напряженное дыхание.
— Насколько мне известно, нет, — осторожно ответил, наконец, Павел Аркадьевич.
— Очень надеюсь, что вы правы, — сухо сказала Анна. — На меня было совершено покушение. Советую вам подумать над этим фактом. При первой же возможности я вам перезвоню.
Она оборвала связь.
«Пусть покрутится, — Анна с удовольствием представила озадаченную мину седого джентльмена. — Неважно, замешана его фирма в моих неприятностях или нет, случись еще что-нибудь подобное, я им предъявлю счет по полной программе».
Чем ближе подъезжала Анна к родным местам, тем явственнее чувствовала, как переполняет ее уверенность в собственных силах. В ее руках была уникальная тема, внимание на которую обратили не только безликая масса обывателей, но и довольно крупный финансовый концерн. Она оказалась в центре опасных событий, о коих еще предстоит написать. Судьба предоставила ей бескорыстного помощника, способного защитить от обидчиков, поддержать словом и объяснить любые научные факты, если таковые окажутся у нее в руках. Эрудиции Глеба могли бы позавидовать многие «ученые мужи», в этом-то Анна быстро убедилась. И, наконец, у нее был Григорий — галантный кавалер, прекрасный и внешностью, и умом, и душой.
Покосившийся столб с полустертой табличкой «Авдотьево» обозначил поворот на ненакатанную грунтовую дорогу, уводившую в лес. Глеб притормозил.
— Что такое «Авдотьево»? — подала голос Тамара, уставившись на неприметный дорожный знак.
— Село где-то там, — отмахнулась Анна, разыскивая взором знакомые и забытые очертания автобусной остановки, куда провожал ее августовским утром отец.
— Это плохая вывеска, — сообщила Тома. — На ней написано «Плохое место».
Журналистка непонимающе посмотрела на Глеба, тот в свою очередь с похожим выражением лица разглядывал девочку.
— Тома, на табличке написано название села, — поправил он.
— Нет. Буквы говорят «Плохое место», чтобы люди туда не ходили. Как в городе на разрисованных досках: слова говорят одно, а буквы — совсем другое.
Так вот почему она терпеть не может рекламные щиты, — смекнул парень. — Ай-да сестричка! А ведь не один институт, наверное, корпел над изобретением методов скрытого психического воздействия на массы.
— Зачем они обманывают? — продолжала Тамара. — Нельзя обманывать, нечестно.
— Ну, нас это не касается, — нетерпеливо прервала ее Анна.
Дорога в лесу заняла больше часа. Пришлось ехать прямо по талому снегу, поскольку грунтовое покрытие здесь никто отродясь не очищал. Показалась опушка. Анна привстала на сидении. Пригорок и плавный спуск. Она облегченно вздохнула. Коттедж отца, целый и невредимый, стоял на прежнем месте.
Не добравшись до ворот всего десяток метров, машина окончательно увязла. Зима выдалась снежная, и под ленивым мартовским солнцем заскорузлые сугробы таяли медленно и неохотно. Утопая по колено в мокром снегу, Анна пошла к парадным дверям, а Глеб остался подле омертвевшего автомобиля и внимательно оглядел округу. Блеклое здание вросло в застывшие зимние волны, и черные сучья одинокой липы одиноким контрастным пятном распластались на фоне серо-белого пустого двора. Глеб прислушался к земле. Чужие звуки отсутствовали, лишь из дома истекал слабый живой дух.
— Тома, ты чувствуешь? — шепотом спросил он. Мысль об Антоне мелькнула и опять потерялась.
— Да! Я хочу с ней познакомиться!
— С кем?
— С собачкой!
И девочка неуклюже побежала по сугробам. Глеб поспешил за ней, и тут из подвального окошка вылез лохматый худой пес. Черная шерсть висела на его боках спутанными клочьями, а загривок недвусмысленно ощетинился. Как заправский сторож, пес выдал грозный рык, прижал уши и двинулся на незваных гостей. Анна, ойкнув, замерла. Тамара растерянно отступила. Пес, почувствовав свое превосходство, осмелел и залаял.
— Почему он злится? — недоуменно спросила девочка. — Мы же ничего плохого не хотим!
— Он нас не знает. Подожди, я попробую с ним договориться, — Глеб осторожно подступил к собаке. — Эй, Черныш, не шуми, — парень присел на корточки в метре от животного и медленно протянул ему руку. Пес показал зубы. — Черныш, Черныш, я свой.
Зубы исчезли под черной слюнявой губой. Пес вильнул хвостом, на полусогнутых придвинулся к человеку и обнюхал руку. Хвост, а заодно и зад, заходили ходуном.
— Признал, дружище? — Глеб рискнул потрепать собаку по загривку. — Вот и отлично. Ну и тощий же ты! Тома, у нас, кажется, осталась булка с котлетой.
Девочка бойко сбегала к машине и вернулась, держа в руке сверток. Пес пришел в дикий восторг. Тамара скормила ему остатки завтрака и была счастлива, когда Черныш — другое имя к нему просто не клеилось — облизал ее ладошку.
— Эй, вы поосторожнее. Она же не привитая, — окликнула Анна.
— Да полно тебе! Отличный пес! Здоровый. Да, приятель? — Глеб встал и погладил собаку по голове.
Черныш вскинулся на задние лапы, уперся передними Глебу в грудь и смачно лизнул в лицо. Тамара засмеялась.
— Откуда он тут взялся? — спросила Анна. — Неужели, в доме жил?
— Или из села забрел, — парень вытер рукавом следы собачьей преданности. — Молодой, год или полтора, не больше.
— А это ты откуда знаешь? — журналистка скептически поглядывала на собаку с безопасного расстояния.
— Зубы белоснежные, шерсть мягковата, несмотря на образ жизни. Когти на лапах крепкие, не слоятся. Да и вообще — ты на него посмотри!
Черныш «залег» в снег и заискивающе фыркнул на Тамару — звал играть.
«Отлично. По крайне мере ребенку будет, чем заняться», — с долей облегчения подумала Анна.
— Ты, я смотрю, в деревне всему на свете выучился, — подождав Глеба, она продолжила путь к крыльцу.
— Нет. Одному я так и не научился.
— Чему же?
— Поросят резать. Не могу, и все. Рука не поднимается.
«Это обязательно надо где-нибудь ввернуть», — отметила про себя журналистка.
В доме гуляли сквозняки, мебель обветшала, вздулось пластиковое покрытие на полу, мыши погрызли ковры и обивки кресел в гостиной. В своей детской комнате, где на стене остался выгоревший плакат с изображением березовой рощи, Анна разок всхлипнула. Все здесь было неимоверно далеким и чужим. Плюшевый заяц, когда-то такой любимый и бесценный, валялся в углу вверх лапами. Ящики стола были вывернуты, журнальные вырезки рассыпаны по полу, опрокинута фарфоровая кукла на полке. Обыск проводили даже в детской.