— У нее не было границ?
— Не так много, чтобы она говорила об этом вслух. Ей нужно было постоянное внимание, которое я только счастлив был ей дать, тогда как она отдавала всю свою силу. — Он горько рассмеялся. — Я думал, что это любовь. Год спустя мы поженились. Ее мать презирала меня за то, что я был все контролирующим чудовищем. Пожилая женщина не знала и половины всего. Моя власть над Линнет была ничем по сравнению с полным контролем, установленным над Джульеттой. Она не делала ничего без моего позволения, вплоть до выбора носков.
Рейн прикрыла рот рукой. Эхо от его слов прокатывалось по ней вновь и вновь.
— Она была твоей рабыней.
— Во всех смыслах. Я был королем ее долбанной жизни, и она подчинялась мне во всем без колебаний и вопросов. Где-то на середине этого пути была потеряна моя обязанность направлять и защищать эмоциональную сторону жизни Джульетты. Чем сильнее я на нее давил, тем больше она покорялась. И тем все более жадным я становился.
— Тебя не учили быть иным доминантом. — И он, конечно же, не знал, что значит любить.
— Нет, но я должен был понять это, не находишь? Я не задумывался. Однажды ночью мы были в ночном клубе «Граффити». Джульетта увидела, как Лиам работал с сабой. Можно сказать, что он ее заинтересовал. Я несколько лет хотел попробовать секс втроем. Это было единственное, чем мы не занимались с Джульеттой. Внезапно я уверился, что приказ поделиться киской с другим мужчиной только докажет, насколько сильно она подпала под мое обаяние. — Он тяжело задышал от гадливости к самому себе. — Таким образом, я пригласил его выпить с нами, а затем в наш дом, чтобы доминировать над Джульеттой. Все прошло хорошо. В первый раз, когда мы взяли ее вдвоем, было ощущение, словно я снова вернулся в свои пятнадцать. Напор, дрожь, крышесносные ощущения… Но в этот раз все было лучше, потому что мне казалось, что в Лиаме я нашел свою потерянную половину. Мы словно сразу же стали братьями. Поначалу все шло великолепно. Затем… не очень.
— Он говорил, что не был единственным, кто был с вами двумя.
Хаммер покачал головой, все еще всматриваясь в окно.
— Прошло совсем немного времени, как я начал замечать, что Джульетта влюбляется в Лиама. Я знал, что он ее не любил. Он был слишком благороден, чтобы позволить себе эту связь, потому что она была моей женой. Я все еще пытался понять, что мне с этим делать, когда она нежданно-негаданно проглотила бутылек с таблетками, и я даже не знал, что у нее имелся на него рецепт.
Рейн видела его напряженную позу, сожаление, сквозившее в каждой черточке лица, и не могла ничего с собой поделать. Она откинула назад его волосы и наклонилась, чтобы поцеловать в скулу.
— В то утро, когда ты вышел, после того, как я отказалась от связывания на прошлой неделе… Лиам сказал, что Джульетта была беременна. Не злись на него. Я не справилась, и он знал, мне нужно было понять…
— Я рад. В самом деле, рад. — Хаммер сглотнул и закрыл глаза. — У меня не хватило духу рассказать самому. Меня все еще приводит в ужас мысль, что ты станешь смотреть на меня, как на монстра.
— Макен, я никогда бы…
— А стоило. Я подвел Джульетту во всех возможных смыслах и как муж, и как Дом. Я похоронил свою жену и нерожденного ребенка и, упаковав все свое дерьмо, за несколько дней переехал в Лос-Анджелес. Я даже с Лиамом не попрощался. Я не мог смотреть ему в глаза, зная, как ужасно подвел Джульетту. Его осуждение сломило бы меня.
— А потом ты открыл «Темницу»? — спросила Рейн, надеясь направить его в более счастливое русло. Он сделал так много хорошего для стольких людей, и ей хотелось, чтобы он вспомнил об этом.
— Да. Мне следовало совсем отстраниться от этого стиля жизни, но я не смог. Вместо этого я поклялся больше не брать себе ни одну сабу. Темница стала моим единственным приоритетом. Я хотел быть уверенным, что у людей имеется безопасное место для игр, где Домы никогда не станут упиваться своей властью. После открытия мне буквальным образом пришлось отказывать людям и создать лист ожидания. Клуб стал ночной сенсацией.
— Это отличное место. С членством ты поступил правильно. — Она нежно положила руку поверх его.
— Ага. Так и есть. Но я мерзкий человек. Я вычеркнул Лиама из своей жизни за исключением… я не избавился от чувства вины. Прямо перед первой годовщиной смерти Джульетты я отрастил себе яйца и позвонил ему. Сказал, что собираюсь приехать в Нью-Йорк, чтобы посетить ее могилу. Я и не понимал, как сильно скучал по нему, пока не услышал его голос. По сути, я скучал по нему сильнее, чем по покойной жене, что стало еще одним взрывающим мозг сюрпризом. — Он покачал головой. — Тот первый приезд был полон чертовой неловкости и горькой сладости. Но Лиам с его долбанным полным сострадания сердцем стоял рядом со мной на кладбище, пока я скорбел и все больше погружался в чувство вины и не открыл правду о беременности Джульетты. Я не хотел, чтобы он страдал. После всего этого он вытащил меня оттуда и позволил нажраться в хлам. Но любого количества спиртного не было достаточно, чтобы утопить в нем мои сожаления и смыть грехи.
— Ты должен остановиться. Во всем произошедшем не было твоей вины. Ты стал потрясающим мужчиной.
— Единственное, когда я верно поступил в своей жизни, это с тобой. — Он выдохнул, подавив слезы и все еще отказываясь смотреть на нее. — И даже это я затянул на годы.
Его режущая честность разбивала ей сердце.
— Макен, не надо, пожалуйста. Это неправда.
— Правда. Не стоит приукрашивать правду. Потому что это не все. — Он кивнул, бросая ей вызов. — Да. В ту ночь, когда я нашел тебя, жавшуюся к мусорному баку, не смог стоять и смотреть, как тебе больно. Где-то на задворках разума я подумал, что если спасу тебя, то заглажу свою вину. А вместо этого случилось немыслимое. Я влюбился в тебя, сразу. Иисусе, это снесло мою долбанную голову. Тебе едва исполнилось семнадцать, а мне почти тридцать. Меня никогда не занимали девочки-подростки, даже когда я сам был подростком. Я называл себя извращенцем. Я имею в виду, знаю, что зациклился, но… Можешь ли ты представить, как сильно я ненавидел себя за то, что желал тебя? Когда тебе исполнилось восемнадцать, я едва не затащил тебя в свою комнату, не запер дверь и не погрузился в твое тело на дни, недели, годы. Я пытался убедить себя, что не могу владеть тобой и не сломаю тебя, но чувство вины и ужас заставляли держать дистанцию.
Рейн не находила слов. Она просто отдавала ему свою молчаливую поддержку, позволяла очиститься и хотела, чтобы он наконец посмотрел на нее.
— Я оттрахал каждую сабу в клубе и причинил тебе столько боли, прелесть. Понятия не имею, за что ты меня любишь…
— Потому, что ты всегда был рядом, всегда защищал, желал мне добра и бросал мне вызов. Ты вел себя благородно, Макен.
— Брехня. — Он сделал рваный вдох.
— Да. Прекрати самобичевание. Наш выбор и опыт делают из нас тех, кто мы есть, и привели к тому, что есть у нас сейчас, к нашей совместной любви. — Она положила руку на живот. — Это дало нам ребенка, будущее, которое у нас может быть, если только ты простишь себя…
— Как? Долгие годы я не мог разобраться в себе, а только и делал, что тонул в стыде и кисках, потому что это было легко и понятно.
— Ты так долго держался на расстоянии, потому что люди, которые должны были заботиться о тебе, не делали этого, а только злоупотребляли и пользовались тобой. — Сейчас она, наконец, поняла. — Ты сделал все, что было в твоих силах, чтобы убедиться, что со мной не случится то же самое.
Хаммер холодно кивнул.
— Но я также был жалким ублюдком. Я не смог смириться с мыслью о другом мужчине, ласкающим тебя. Мне хотелось убить Зака и Габриэля. Хотелось порвать этих придурков в клочья.
Она спрятала от него слабую улыбку. «Вот это да, я никогда и не догадывалась…»
— Понимаю. Сама потеряла счет тому количеству сучек, которых хотела избить.
Он поморщился.
— Ага… но я не только ревновал. Я отгонял от тебя каждого, потому что твое сердце было таким… чистым. Я не мог позволить им причинить тебе боль. Если бы, годы назад, я поддался своей тяге к тебе, то все бы сломалось… и ты.