— Ты счастлив, да?
Он был счастлив за нее и Лиама и не был в восторге от кучи обломков, в которую превратился. Но, будь он проклят, если вывалит на нее хотя бы частичку.
Напялив на себя маску спокойствия, он послал ей широкую улыбку.
— Я более чем счастлив. У этого ребенка никогда не возникнет вопроса, любят ли его или ее.
«Рейн и Лиам проследят за этим».
— Никогда, — подтвердила она.
Хаммер отступил и отвернулся, прежде чем рвано и глубоко вздохнуть. Пока Паркер разговаривала с Рейн, он ходил, чтобы нейтрализовать кислоту, текущую по венам. Но единственное, на чем он мог сосредоточиться, это на обнаружении ублюдка, подставившего его, и если ему представится шанс, он отомстит этому мудаку всеми известными способами.
— Увидимся, Макен. — Доктор Паркер улыбнулась и покинула комнату.
«А может, и нет».
— Спасибо, — успел сказать Хаммер как раз перед тем, как дверь закрылась.
— Давай приведем тебя в порядок, а? — Несколькими салфетками Лиам вытер гель с живота Рейн, натянул штаны, а затем притянул ее в свои объятия. — Поверить не могу, что тот звук шел от нашего ребенка.
— И не говори, — пискнула Рейн. — Это было… потрясающе.
«Пользуйся моментом. Он может стать последним».
Стиснув челюсти, Хаммер пересек комнату и прижался к спине Рейн. Он обвил руками обоих, а затем закрыл глаза и вдохнул ее запах. Нагнувшись, он поцеловал ее за ушком.
— Слушать это сердцебиение было более чем поразительно. Ты будешь феноменальной матерью.
— Потому что у меня есть два феноменальных папочки в помощь, — развернувшись, она подняла к нему голову. — Я просто знаю это.
Она поцеловала его, и Хаммер чертовки сильно хотел разделить с ней ее уверенность.
— Давайте пообедаем. Надо нарастить немного мяса на твои кости, любимая. — Лиам обхватил в чашу ладони ее щечку и повернул к себе, так же поцеловав ее.
— Да, мы должны сделать так, чтобы ты набрала вес.
— Не слишком много. Совершенно не желаю ходить как утка.
— Но зато тебя станет больше для любви, прелесть, — пробормотал Хаммер.
Борясь с собой, чтобы остаться в настоящем, он вновь искал тот кусочек покоя. Но он не обманывал себя. Было слишком просто впасть в отчаяние, если он не будет начеку.
После обеда в любимой пиццерии Рейн, они вернулись домой. Брин вцепилась в Рейн и настояла на том, чтобы они отправились покупать товары для детской. Дункан, благослови его Господь, согласился свозить женщин и носить сумки с покупками. Он подмигнул сыну и хлопнул жену по попке, а затем они втроем вышли за дверь.
— Что скажешь, если мы захватим пару бутылок пива и посидим у бассейна? — предложил Лиам.
— Согласен.
Ветерок был немного прохладным, но солнце грело, небо переливалось всеми оттенками синего. Это было прекрасное послеполуденное время, чтобы провести его во дворе.
— Как ты? — спросил Лиам.
— Пока все в порядке. — Он кивнул, прежде чем сделать большой глоток из бутылки.
— Прекрати мне врать, — упрекнул Лиам. — Сегодня в кабинете врача ты делал это не столь хорошо.
— Нет. Но я вытащил голову из задницы.
— Да? Или ты говоришь мне то, что я, по твоему мнению, желаю услышать?
Хаммер покосился на него.
— Зачем бы мне это?
У друга вырвался безрадостный смешок.
— Чересчур оберегаешь меня от беспокойства о тебе. Ты слишком опоздал, к слову. Поезд ушел. Я знаю, ты беспокоишься и депрессуешь. Поговори со мной, Макен.
— Да, я полагаю, дерьмовый горшок с моими эмоциями кипит.
— Ты, по крайней мере, признался в том, что у тебя имеются эмоции. Это прогресс. Наконец-то. — Лиам сделал глоток их бутылки. — Ты от нас что-то скрываешь. Что?
— Иисусе, несколько дней рядом с мамой и ты превратился в гребаного чтеца мыслей?
— Дело в твоей ауре. И твоя не просто потускнела. Она вообще потеряла блеск. Стала темной.
— Я отдам ее на покраску и полировку.
— Не начинай эти долбанные увертки, — прорычал Лиам. — Я наелся этого дерьма по самые гланды. Как и Рейн. Ни один из нас не хочет потерять тебя. Прекрати быть задницей и поговори со мной откровенно.
За дело раскритикованный, Хаммер вздохнул и кивнул.
— Хорошо. Хорошо. Кончай!
Макен бросил на него злой взгляд.
— Что кончать? Я не произнес ни слова.
— Это мама. Она бубнит мне, чтобы я проявил больше понимания.
Хаммер покачал головой.
— Иисусе, все это становится все более странным. Она заглядывает к нам, когда мы… ну, ты знаешь, с Рейн?
Лиам рассмеялся.
— Проклятье, нет. За исключением какой-нибудь непредвиденной ситуации, похожей на ту, когда они приехали.
— Тогда я был чертовски благодарен за твое горевшее ухо. — Хаммер поднял свою бутылку в тосте.
Лиам последовал его примеру, а затем она оба глотнули еще.
Потянувшись к карману, Хаммер вытащил телефон.
— Пока мы были в кабинете у врача, мне звонил Стерлинг. Я все еще не прослушал его сообщение.
— Почему?
— Если честно, я не хочу больше слышать плохие новости.
Лиам тяжело вздохнул, затем нагнулся и пожал плечо Макена.
— Я не пытаюсь грузить тебе еще больше. А пытаюсь разделить с тобой ношу, если ты позволишь.
— Знаю. Вся эта долбанная неурядица навалилась на твои плечи. Мне ненавистна мысль, что, вероятно, тебе нужно будет…
— Я с радостью возьму на себя твою ношу, брат. Ты же знаешь, я всегда тебя прикрою. Если до такого дойдет, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы позаботиться о Рейн и нашем ребенке. — Лиам кивнул на телефон. — Прослушай сообщение.
Трясущимся пальцем Хаммер нажал на кнопку, а затем крепко сжал аппарат.
— Макен, это Стерлинг. Все выглядит… мрачно. Я жду более подробную информацию от Веллингтона, но есть кое-что еще, что я должен тебе сказать. Если федералы не смогут осудить тебя, то штат предъявит обвинение в изнасиловании. Я только что просмотрел видео с тобой и Рейн в клубе от четвертого ноября. Господи Иисусе, Макен. После такого нет абсолютно никакого шанса, что я смогу сделать так, чтобы она не появлялась в суде. Без показаний Рейн тебя распнут. Я знаю, ты хочешь защитить ее, но больше такой возможности нет. Присяжные увидят эту запись и разберут ее по кадрам. Нам повезет, если это не всплывет в СМИ. — Он помолчал. — Позвони мне, как только сможешь. Обсудим это подробно. Жаль, что у меня не оказалось более хороших новостей.
Хаммер пристально смотрел на телефон, ошеломленный и онемевший.
— Проклятье, — гаркнул Лиам. — Ты говорил Барнсу не допустить того, чтобы Рейн давала показания? Черт, мужик, да целая армия не сможет увести ее от стойки свидетелей. Только попробуй остановить ее. Она пойдет к судье, топнет своей изящной ножкой и потребует возможности рассказать ее версию событий.
— И что потом? — выплюнул Хаммер. — Позволить обвинению выжечь алую букву А у нее на лбу? Рейн… ты… я… Все мы окажемся на обложке каждого гребаного издания отсюда до самого Нью-Йорка. Они заклеймят тебя извращенцем, а меня педофилом. Рейн выпадет честь стать известной в качестве секс-рабыни на всю ее оставшуюся жизнь. А что насчет нашего ребенка? Будет не важно, какая у ребенка фамилия, Хаммерман, О’Нейл или Кендалл, наш ребенок пронесет унижение от всей этой неразберихи через всю свою жизнь. Ты этого хочешь?
Глаза Лиама становились все шире, и он вскочил со своего кресла.
— Нет. О черт, нет, Макен. Ты не можешь.
— Не могу что? — выпалил он.
— Пройти через все, что ты задумал. Гребаный ад, мужик. Ты что, умом тронулся?
Рот Хаммер открылся от изумления.
— Откуда ты… Брин!
— Мама здесь ни при чем, приятель. — Глаза Лиама сверкали от ярости, пока он придвигался ближе к лицу Хаммера. — Ты этого не сделаешь. Я, блять, вижу тебя насквозь. Твои мысли, словно чертова вывеска, сверкающая и переливающаяся, у меня перед лицом. Так что не говори мне, что ты в порядке, Макен. Меня тошнит от беспокойства. Даже думать не смей, что я останусь здесь один.
Хаммер швырнул свою бутылку на стол, пальцы сжал в кулаки и ударил его в челюсть.