— Убирайся из моей головы. Я не приглашал критиковать меня прежде и чертовки уверен, что не позволял читать мои чертовы мысли.
Лиам поднял руку к лицу и потер его.
— Значит, мы снова вернулись к старому, да? Пусть будет так, приятель. Я брошу твою задницу в бассейн и буду ржать.
Не говоря ни слова, Хаммер снова замахнулся, но Лиам был быстрее. Он впечатал кулак в живот Макена, выбив из него дух.
— Желаешь продолжить или сесть и поговорить, тупой ублюдок? — выплюнул Лиам.
— Пошел ты.
— Да, да. Сам ты пошел. — Лиам покачал головой. — Мы можем провести время, избивая друг друга, и после этого Рейн упакует свои вещи. Но, в конце концов, одна из твоих проблем будет решена, верно? Или ты можешь остановить свой тестостероновый всплеск и начать использовать мозг?
— Тестостероновый всплеск? — Хаммер не смог удержаться от смеха.
Лиам ухмыльнулся.
— Привлек внимание, да?
— Будь ты проклят. — Хаммер вздохнул, лицо его смягчилось, а напряжение схлынуло. — Что мне делать?
Прежде чем он смог хотя бы попытаться взять себя в руки, Лиам сгреб его в объятия.
— Ты не станешь делать ничерта, кроме как разруливать все это вместе с нами. Слышишь меня?
Хаммер глубоко вздохнул. Он мог только пообещать попытаться.
— Эта буря дерьма пройдет. Я должен верить, что мы втроем переживем ее и, когда все закончится, все еще будем вместе. Как говорит Сет, наша жизнь — это гребаная мыльная опера, а эти чертовы драмы всегда заканчиваются так или иначе.
Хаммер кивнул, но задался вопросом, неужели их везение кончилось.
— Ты мне нужен, брат. А тебе нужен я. Может, ты так не считаешь, но…
— Я нуждался в тебе годами. — Хаммер вздохнул. — Но просто был слишком упрям, чтобы признать это.
— Никогда не поздно понять некоторые вещи, приятель. Я рад, что ты это сделал.
— Ага, хорошо… один из нас тормозит в подобном дерьме по сравнению с другим.
— Хаммер хлопнул Лиама по спине. — Я хочу, чтобы ты и Рейн подписали доверенности, что я оформил на вас той ночью.
— Ты что, блять, не слышал мои слова? — Лиам, набычившись, отодвинулся.
— Слышал. Но хочу быть готов, просто на всякий случай.
— Я понимаю твое желание привести дела в порядок, но… черт. Мы обговорим все это вместе с Рейн сегодня ночью. Она имеет такое же право принимать решения. Мы — семья.
— Знаю. Просто… Если вы подпишете, мне будет спокойнее.
— Я подумаю. А еще на эту беседу я захвачу лопату для разгребания дерьма. Ты сможешь попытаться объяснить, что отказался от того, чтобы она давала показания.
Хаммер издал долгий болезненный стон.
Лиам оглядел бассейн, кривая улыбка растянула его губы.
— А может быть, она просто спустит тебя сюда и заставит еще раз искупаться в ледяной воде.
Хаммер запрокинул голову и рассмеялся.
— Да пошел ты.
Лежа в кровати, Хаммер пялился в потолок, а в голове у него бесконечное количество раз проигрывалось сообщение Стерлинга. После того, как он просмотрел видео своего столкновения с Рейн в баре «Темницы», стало казаться, что адвокат был напуган. Несмотря на то, что все было по обоюдному согласию, очевидно, что видео этого не отображало. Вне зависимости, как он извернется, единственный человек, кто может спасти его жалкую задницу, это Рейн.
От мысли, чтобы бросить ее под поезд, Макен стиснул челюсти. Он не собирался позорить свою беременную, вымотанную девочку, заставив объяснять перед присяжными свои побои и ушибы. Если в дело вступит штат, то ей придется оправдывать каждый кадр этого проклятого видео перед десятками незнакомцев, что будут решать его судьбу. Так или иначе, сторона обвинения уничтожила бы любую крупицу уверенности в себе, которой она обзавелась. Пресса уже обрисовала ее, как работницу секс-индустрии и шлюху. ФБРовцы, желающие засадить его за решетку, без сомнений, еще и заклеймят ее, как отвратительную мать. Новостные сайты и таблоиды напечатают малейшую сенсационную деталь, до которой доберутся. У нее больше никогда не будет нормальной жизни и чем это для нее обернется? Для Лиама? Их ребенка?
Блять!
Макен отказывался сидеть, пока двух человек, которых он любил больше жизни, раздавят таким бесчувственным образом на глазах у всех.
В легких горел задушенный крик разочарования.
Закрыв глаза, он с силой втянул в себя воздух. Воспоминания о том, как он два с половиной дня сидел в камере, с ревом вернулись обратно. Он не делал ничего, кроме как копался в своей голове и позволял страхам и неуверенности топить его в самых темных глубинах своей души. «Ты не можешь защитить их…» — шептал голос на ухо Хаммеру. А еще он мог бы спасти себя от медленного соскальзывания в безумие длиной в тридцать лет, если бы сел в тюрьму.
Но цена была слишком высокой во всех плохих смыслах.
И тем не менее, он поклялся, что если Стерлинг не сможет доказать невиновность его, Макена, а окончание судебного дела выглядит мрачно, он возьмет будущее в свои руки. Он твердо намеревался сдержать это обещание. Будь он проклят, если позволит двенадцати безмозглым присяжным решать его судьбу.
Но сообщение Стерлинга еще больше убедило в том, что обстоятельства складывались не в его пользу. Будущее Хаммера сгорало в пламени, а долбанный суд еще даже не начался.
Ни в одном из своих худших ночных кошмаров Хаммер не представлял, что окажется в подобной ситуации. Но оказался, и выхода из нее было только два. И это заставляло его сердце пропускать удары, а каждый мускул дрожать.
Его накрывала паника. Внутри вздымались волны тошноты. Выступал холодный пот. Не в состоянии дышать, он откинул покрывало и соскочил с кровати.
Ага, возле бассейна он слышал подбадривающие слова Лиама об их будущем и сам сказал другу, что тот прав. Он все еще мог надеяться.
Макен разозлился. Господи, он говорил, словно тупой идеалист. Лиам был настоящим другом, пытавшимся поддержать его, но Стерлинг раскрыл ему глаза на правду, тридцать лет. И если до него не доберутся федералы, то это сделает штат. У него не было выхода.
Раздраженный, он глубоко вздохнул. Не помогло. Стены смыкались вокруг.
Схватив одежду, брошенную туда ранее, Хаммер попытался приглушить возрастающее беспокойство. Пальцы дрожали, когда он застегивал пуговицы на рубашке.
Подойдя к кровати, он посмотрел на спящую пару. Лиам лежал, прижавшись грудью к спине Рейн, одна его рука покоилась у нее на бедре, а раскрытая ладонь защищала их еще не родившегося ребенка. В этом был весь Лиам, любящий защитник. Макен не мог бы и мечтать о более лучшем друге.
«Друге? Нет». Чертов ирландец сразу же стал почти братом. Лиам был смешливым. Честным. Сострадательным. Понимающим. Он был той доброжелательной частичкой человечности, которой не хватало Макену. Этот поразительный ублюдок все еще дарил любовь и преданность, которые Хаммер не заслуживал.
Эмоции побежали быстрее, он посмотрел на Рейн. Она выглядела спокойной, кроткой. Линии беспокойства и страха, что появились меж ее бровей за прошедшие отвратительные дни, разгладились. Именно такой Хаммер и хотел ее запомнить. Господь знал, что она заслужила счастья и спокойствия. Рейн перенесла так много травм и боли. Последнее, что ей нужно, это отвечать за его грехи, нести на себе вес его унижений и стыда. Он бы сдвинул небо и землю, лишь бы не позволить ей давать показания. Он решит проблему, чтобы она и Лиам смогли жить нормальной жизнью.
Они заслужили это и много другое.
Макен скользнул взглядом по ее губам. Он ждал и зря потратил годы, до боли желая поцеловать сексуальный изгиб ее рта. Когда же это наконец случилось, на вкус она оказалась словно чистейший рай, намного слаще и мощнее, чем он представлял.
Сожаление из-за того, как все закончится, пронзило его сердце. Он еще даже не вышел из комнаты, а уже оплакивал потерю своей любви.
«О, Боже, как я собираюсь пройти через все это?»
Но ждать дольше он уже не мог. Если его признают виновным, то запрут и выбросят ключ. Не будет помилования в последнюю минуту, а он будет на десять тысяч девятьсот пятьдесят дней заперт в клетке, словно гребаный зверь. Его жизни с Рейн и Лиамом придет конец.