Выбрать главу

Государственный позор законопроекта МИДа в том, что он прямо противоречит Конституции России, которая «гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств» и запрещает «любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности». Читал ли МИД свою Конституцию? Или он потребует от соотечественников получения ещё и «справки человека»?

Злонамеренное смешение вопросов о правах человека и свободе его самоопределения с распределением денег ещё было бы не так чудовищно по своим последствиям, если бы пишущий законы для себя МИД гарантировал доступность своей и «профессионально-русской» инфраструктуры хотя бы для всех российских граждан за рубежом. Известно, например, что в Туркмении число граждан России оценивается в 100 000 человек, но известно также, что на консульском учёте из них стоит всего 14 000 — и не потому, что они отказались от России.

Сколько же из почти 20 лет бытующей в официальной риторике символической цифры в 25 миллионов только русских, оставшихся вне России на территории бывшего СССР, останется на попечении МИДа после их бюрократического переучёта? Что будет с теми русскими бабушками и детьми, у которых нет никаких шансов добраться до консульств и их специально обученных «профессиональных русских»? И сколько, наконец, будут стоить услуги для тех, кто покажется этим стерилизаторам «недостаточно русскими»?

Говоря о финансовом смысле законопроекта, МИД и зависимые от него депутаты твердят об «эффективности»: чем меньше получателей бюджетных средств — тем, якобы, эффективней.

Думаю, абсолютной «эффективностью» будет, оставив в покое личный выбор, совесть и идентичность российских соотечественников, разделить отпущенные на них бюджетные средства между руководством МИДа и руководством думского комитета по делам соотечественников.

Пока они ещё, в соответствии с законопроектом, могут подтвердить, что любят родину профессионально.

И пока их русскость не испарилась от переезда в Нью-Йорк.

REGNUM. 24 марта 2010

Горе тому, кто назовёт себя владельцем исторической правды

За спором об истории советского периода стоит целенаправленная, системная, давно стартовавшая историческая политика стран так называемой «новой Европы». Эта политика преследует цели не идеологической, а государственной борьбы, направленной против России. Никаких идей в подтексте этой борьбы нет, ничего — кроме государственной конкуренции.

В России же идеологическая борьба вокруг советской истории не новость сегодняшнего дня. Идеологическая борьба ведётся давно. В свободном пространстве она ведётся последние лет двадцать, особенно остро после 1991 года, когда стало возможно разнообразие публичного исторического исследовательского творчества. В начале 1990‑х годов в России на деньги разнообразных западных фондов выходили самые непредсказуемые учебники для школы и пособия для учителей, в которых актуализировались, в общем‑то, старые антиимперские и русофобские штампы: всё связанное с католическим, западным и либеральным влиянием — хорошо, а всё связанное с православием, государством и традиционными ценностями — плохо. Такие штампы — это инструменты оппозиционной либеральной интеллигенции и их западных союзников.

Советская история удобна для трактовок со стороны современных поколений — большинство ныне живущих полагают, что они в ней специалисты, поскольку они в ней жили. Но и это представление наслаивается на старые штампы.

О Сталине на моей памяти жарко, но, правда, на кухнях, спорило поколение моих родителей. В идейном смысле ничего нового сейчас эти споры не привносят. Тема скрытой реабилитации Власова — это старая, шестидесятилетней давности, тема русской эмигрантской публицистики. Сама тема Власова — предмет весьма детализированной русской науки. Вряд ли спор о Власове, реабилитированный в последние двадцать лет в России недоучками, действительно имеет в виду идейные или исторические задачи. Налицо лишь попытка присосаться, приклеиться к давним спорам для того, чтобы как‑то оправдать собственное бессилие и безумие.

У нашего государства нет позиции в отношении нашей собственной истории. В этом есть как позитивные моменты, так и негативные. С одной стороны, у государства должен быть некоторый консенсус касательно исторического прошлого, иначе возникает проблема с идентичностью. А с другой стороны, государство не должно заниматься выяснением научной истины, это дело профессионалов.

Тогда же, когда государство законно начинает беспокоиться о том, что исторические споры становятся инструментом внешнего давления на Россию, на власть и на общество, у нашего государства не хватает компетенции, чтобы сформулировать адекватные подходы к историческим темам. Например, в последние полтора — два года наши противники на Западе поставили задачу актуализировать пакт Молотова — Риббентропа в том смысле, что именно он якобы стал истинной предпосылкой Второй мировой войны. Наше государство с бюрократической точки зрения адекватно на это отреагировало, включив борьбу с такого рода спекуляциями, как и с попытками реабилитации нацизма в Европе, в перечень задач президентской комиссии по борьбе с фальсификациями истории.

Но юмор ситуации состоит в том, что в состав комиссии был включен академик Чубарьян, который в период создания комиссии издал книгу, главное содержание которой сводится к тезису о том, что путь к катастрофе начал пакт Молотова — Риббентропа. Не «мюнхенский сговор», положивший начало разделу Европы, а Сталин. Сам с собой, что ли? Можно напомнить и о том, что именно под редакцией Чубарьяна вышла книга, в которой от имени Российской академии наук была признана «оккупация» Прибалтики Советским Союзом.

Тем временем наш МИД, споря с польскими властями о Катыни, ссылается на авторитет Чубарьяна.

Это значит, что бюрократические решения недостаточны. Наша историческая наука за истекшие двадцать с лишним лет находилась в состоянии выживания, вынужденная использовать иностранные гранты. Именно поэтому китаеведы изучают Китай на китайские гранты, полонисты изучают Польшу на польские и т. д. В исторической науке на ведущих академических позициях сейчас стоят те, кто за последние двадцать лет несколько раз «сменил вехи» от коммунизма к патриотизму, от либерализма к консерватизму, кто по определению прошёл большую школу предательства. Ждать от них принципиальной идейной борьбы против фальсификаций не приходится.

При этом государство, разумеется, никак не должно влезать в конкретные исторические темы. Государство должно всей силой, в том числе и силой комиссии против фальсификаций, отсекать и преследовать попытки политических спекуляций на исторических дискуссиях. А думать о конкретной интерпретации Октябрьской революции, сталинизма и т. п. должны историки, вечная, коллективная, свободная историческая наука, а не чиновники или, вернее, их должности, которые сегодня есть, а завтра нет.

Смешно полагать, что если государство как‑то проинтерпретировало Октябрьскую революцию, то ее содержание изменилось. Октябрьская революция разрушила государство, уничтожила общество, развязала массовый кровавый террор и Гражданскую войну. Какими бы идеями ни подпитывались господа революционеры, результаты их деятельности известны. Но и государственное перерождение репрессивно-коммунистической власти при Сталине тоже очевидный факт. Хрущёв — весьма специфический руководитель, но достижение при нём ядерного паритета между СССР и США было, безусловно, в государственных интересах. Брежнева все, кто застал его, поднимали на смех, но то, что мы до сих пор живём благодаря его нефтегазовой политике, тоже факт.