Любовь же к нескольким смертным или ко всем сущему, имена та бескорыстная любовь, не требующая ни каких условностей, та которую испытывал творец к каждому во вселенной, любовь являющаяся движущей силой, и основой сотворённой вечности: такая любовь встала в один ряд с психическими заболеваниями, а таких людей стали называть блаженными, и открыто смеяться над ними. И этому Мелиор был рад особенно!
Смертные стали путать, ради чего им жить, они стали отдавать, только для того, что бы получить больше, и не было границ этому желанию. А желание иметь больше они стали называть запасливость или предусмотрительность. Смертные перестали понимать, как можно отдавать и созидать ради любви, не ради того, что бы получить, а совсем наоборот, бескорыстно, именно так, как это делал Создатель.
Они стали требовать за любовь, что‑то взамен. Мужчины хотели получить женщин, а женщины мужчин, родители хотели иметь послушных детей. Дружба стала требовать внимания и взаимовыручки, без оглядки на правильность деяний, а отказ от этого, стал считаться предательством и друзья мгновенно превращались в злейших врагов.
Смертные всегда превращались во врагов, даже если чувства угасали у обоих. Поскольку любовь, собственничество и ненависть были смешаны в их душах, и при исчезновении двух первых оставалась ненависть.
Любовь к животным требовала беспрекословного подчинения от них. А тех, кто отказывался служить — пристреливали.
Бескорыстные помыслы уходили, на задний план, вытесняемые новыми социальными правилами и новым законом, который стали называть «мораль».
Путаница в голове смертных сложилась в новый порядок. У них появился новый смысл. Смысл отдавать, руководствуясь чувством любви, стал предосудителен. А смысл накапливать, то, что полюбил, руководствуясь правилами морали, стал почётен. И Мелиор ликовал! Он сумел, как ему казалось затуманить разум человека.
Но проблема состояла в том, что по необъяснимым причинам, смертные разбирались в истинных чувствах, и тогда они уходили к Создателю. И это приводило Мелиора в ярость. Он считал это беспринципностью, предательством, был готов на всё, что бы наказать и отомстить. И ещё крепче утверждался во мнении, что только он истинный, и только он заслуживает быть первым. А эти ничтожества, бегут туда, где им становится комфортнее. Ему даже было жаль Создателя, которого они бросят, ради своей следующей влюблённости.
— Они похожи на флюгер. — брезгливо отзывался Мелиор о смертных, — Они бегут туда, куда гонит их преобладающий ветер.
Мелиор наблюдал за влюблённой парой на ночном пляже. Он видел, что им было хорошо вдвоём, они наслаждались действительностью, и ничего не желали взамен. Это пугало Мелиора. Каждый подобный всплеск нуждался в его вмешательстве. Любое проявление пугающего чувства, волновало его, и поскольку он был не в состоянии его уничтожить, то старался его изменить, смешать с другими чувствами, с помощью искушения и лжи.
Мелиор не считал интриги и каверзы ложью, он считал, их неотъемлемым атрибутом противостояния, и тот, кто умелее пользуется этим инструментом, тот и побеждает.
Мелиору легко было совладать с чувствами женщины, он отчётливо видел, что она больше любуется собой. Она получает удовольствие от восхищения, которым заполонил влюблённый мужчина всё побережье, наслаждается ещё одной покорённой вершиной, и испытывает чувство удовлетворённости от своей очаровательности. Мужчина ей явно нравился, и даже сильно, но все же, она была не готова ради него отказаться даже от малой толики своих убеждений.
Девушка как губка впитывала мысли Мелиора, и искушать её было легко, он даже не стал волноваться на её счёт. Мужчина же явно представлял угрозу для него. Мелиор не видел, что он любуется чем то, кроме своей спутницы. Он был готов отдавать, и не было понятно, что же он хочет для себя. Мелиор сумел разглядеть лишь страсть, но не смог понять насколько она затмевает его разум. Ему даже показалось, что мужчина готов пожертвовать своей страстью, ради благополучия своей возлюбленной. —
— Самопожертвование! — Мелиор ужаснулся, неужели он снова встретился с неконтролируемым существом.
— Он скоро не будет подчиняется тебе, брат мой. — голос Создателя был как всегда мягок и доброжелателен.
— Он сильно влюблён в эту женщину. — задумчиво молвил Мелиор
— Он освобождается от заблуждения. — Творец восхищался влюблёнными.
Мелиор, не сводя глаз с плещущихся в морской прохладе людей, и чувствуя, как пространство теряет своё напряжение, в присутствии творца, произнёс: