— Я с удовольствием помогу… — Илья снова запнулся. — Выполню вашу просьбу, если конечно смогу.
— Уверен, что сможете. Она действительно пустяковая. — Всеволод Александрович наполнил бокал Ильи, — Но для меня это важно, а вы человек надёжный.
— Вы меня переоцениваете.
— Не скромничайте Илья Дмитриевич. Я наводил о вас справки, вы уж извините меня за это, но я человек деловой и не люблю доверяться случаю.
Илья сделал ещё глоток. Затем поставил бокал.
— Действительно хороший виски. — он задумчиво посмотрел на бокал, потом на Реболарова, — Всеволод Александрович, дело в том, что я сейчас нахожусь не в самой лучшей форме.
— Я владею этой информацией, но, увы, не разделяю подобного мнения. Думаю, что вы просто несколько утомились, освещая социальные проблемы общества. Вам нужно всего лишь сменить тему, а моя просьба касается истории. — он удобно откинулся на спинку кресла.
— Истории? — Илья удивлённо дёрнул бровями. — Я не специалист в этой науке.
— История как наука, если её вообще можно называть наукой меня не интересует. Скорее меня интересуют исторические ценности, именно исторические. У каждого человека есть увлечения. Я лично коллекционирую предметы старины. Вы наверное обратили внимание на обстановку моего офиса, так вот здесь нет ни одной подделки, все вещи подлинные. Мне, знаете ли, приятно прикасаться к древним артефактам. Это придаёт мне уверенности в завтрашнем дне. Я не люблю шаблоны и стереотипы, не прельщают меня и стандартные схемы, которые на сегодняшний день основа бизнеса. Мои проекты всегда авантюрны, и порой доставляют мне массу волнений, но согласитесь, что быть нестандартным довольно приятно. Возможно, потомки будут интересоваться моими заслугами и созиданиями и возможно отнесут их к разряду необъяснимых исторических парадоксов. Считаете, что я тщеславен? — Всеволод Александрович смаковал виски и с явным интересом ожидал реакции Ильи на свои откровения.
— Я думаю, что все люди отчасти тщеславны. Это наша природа. Но я не вижу ничего плохого в коллекционировании исторических раритетов. — спокойно ответил Илья. Вторая порция виски явно расслабила его, головная боль проходила, настроение выравнивалось.
— Замечательно, что у вас именно такая реакция. Мне кажется, вы редко ставите штампы. Люди вашего типа воздерживаются от оценок, мне импонируют такие личности. Возможно, именно по этой причине я и обращаюсь к вам. — последнюю фразу Реболаров произнёс несколько тише словно раскрывает Илье секрет.
— И всё‑таки я думаю, что вы меня переоцениваете. Я довольно недавно лишился максимализма и крайних оценок. — Илаев удобно сидел в кресле, положив ногу на ногу, после виски и довольно лестных слов, ему бы не помешала хорошая сигара.
— Ну–ну, Илья Дмитриевич, так ли это. — Реболаров провёл рукой в воздухе, будто отмахиваясь от слов Ильи, — Совершенно естественным путём проб и ошибок вы сделали свой выбор. И это правильно. Умудрённые жизненным опытом люди, в какой то момент осознают, что максимализм суждений путь в никуда. И тогда они не предвзято оценивают окружающую действительность и творят подлинные шедевры. Они начинают творить не для определённой группы, склонной к каким либо оценкам, а для всех. Вы меня понимаете? У вас впереди совершенно новая жизнь, свободная от предвзятостей и не зависимая от социальных правил.
Если бы Илаев был котом, он бы замурлыкал. Слова Реболарова были для Ильи слаще мёда. Последнее время он считал, что больше ни на что не способен, а Всеволод Александрович, сказал ему обратное. Мало того, он обосновал своё мнение, и Илья был вполне удовлетворён подобным обоснованием.
— Ну, действительно! Я просто стал мудрее, и некоторые вещи престали иметь для меня значение, отсюда и моя неудовлетворённость. Я перерос уровень нашего издания, мне нужны новые горизонты. — подобные мысли уносили Илью в мир очарования и перспектив. Он закрыл глаза и тут же возник образ статного господина уверенного в себе, на крупной конференции, окружённого людьми, считающими большим счастьем получить автограф или удостоиться внимания мастера жанра. И далее…далее…далее.
Илаев открыл глаза. Реболаров стоял у окна, заложив руки за спину. Виски на столе не было.
— Всё хорошо, Илья Дмитриевич? — Всеволод Александрович повернулся лицом к Илье, — мне показалось, что вы, прошу прощения за прямоту, задремали. Я не стал вас беспокоить. Как вы себя чувствуете?
Илаев чувствовал себя великолепно. Голова была ясная и трезвая. Он даже не чувствовал неловкость за свой минутный провал. От похмелья не осталось и следа, впрочем, как и от плохого настроения, преследовавшего Илаева последнее время.