– Мы пока оставим Верховной Матери Мэлис ее любимую игрушку, но надо дать Закнафейну понять, что его друг Джарлакс, зная о смертельно опасной засаде, ничего не сделал, чтобы предотвратить нападение.
– Джарлакс ничего не знал, пока схватка не закончилась, – возразила Мез’Баррис, но недовольно нахмуренное лицо матери напомнило ей, что истина – это не то, что произошло на самом деле, а то, в чем они убедят остальных.
Это наиболее наглядный пример обычаев дроу.
– Джарлакс со своей бандой бродяг слишком близко сошелся с Верховной Матерью Бэнр, а личная дружба Джарлакса с Закнафейном… вызывает опасения. Я бы не хотела, чтобы Верховная Мать Бэнр вмешивалась в любую драку между нами и Домом До’Урден. – Она помолчала, потом фыркнула, прищурившись и недовольно поджав губы. – И нам обеим известно, как сильно хочется Верховной Матери Бэнр, матери этого жалкого Дантрага, удалить со сцены нашего возлюбленного Утегентеля.
– Тебя предупреждали, что придется за это заплатить, – не скрывая своего недовольства, выговаривал Джарлакс Закнафейну после того, как несколько декад спустя вернулся в город и узнал, что его старейший соратник и доверенный помощник мертв.
– Его тоже предупреждали, но это не остановило его клинок, – возразил Закнафейн, покачивая в руке кружку с крепким элем. – Только мой меч ему помешал, к тому же он ударил сзади, чего можно ожидать только от законченного труса.
– Ты считаешь, что твое благородство здесь сослужит хорошую службу? Удивительно, что ты еще жив.
– Благородство и хорошая подготовка к встрече с теми, кто, как мне известно, не разделяет его, – пояснил Закнафейн.
Джарлакс удержался от резкого ответа и вспомнил, как наблюдал за необычными тренировками Закнафейна, когда мастер оружия без устали отрабатывал слишком длинную на первый взгляд комбинацию, включавшую в себя парирование ударов через плечо, повторяющиеся уколы назад и завершающий смертоносный рубящий удар.
– Тем не менее я предупреждал вас обоих, что победителю в вашем бою придется заплатить высокую цену, – настаивал Джарлакс.
– Вычти эту сумму из золота, полученного за Даб’най Тр’арах, – последовал саркастический ответ. – Пардон, я имел в виду жрицу Даб’най Армго.
Джарлакс не нашелся, что сказать. Предполагалось, что Закнафейн не знает об этой сделке.
– Мы не можем объявить войну Дому Баррисон Дел’Армго, – проговорил он спустя некоторое время. – Они намного могущественнее…
– Мы? – прервал его Закнафейн, и этот вопрос прозвучал концовкой для них обоих.
Мастер оружия в один присест осушил кружку, встал из-за стола и покинул «Гниющий миконид», чтобы никогда сюда не возвращаться.
Часть IV. В отчаянии
Как много знаний я получил от магистра Кейна всего лишь за короткий промежуток времени. Я научился контролировать свое тело, даже смотреть на него так, как раньше не мог себе представить. Это сосуд для моего сознания, и я способен исследовать его глубже, чем когда-либо раньше. Я могу управлять мускулами и превратить свои руки в кинжалы, могу противостоять ураганным ветрам, могу усилием отдельных мышц выдавить яд змеи или отраву из раны, нанесенной кинжалом.
Углы атаки и обороны я изучил более досконально, чем за все годы, проведенные в академии дроу, и даже лучше, чем под руководством своего отца. Что, вероятно, еще важнее, я научился предугадывать точное направление отраженных блокирующими приемами клинков, так что простой поворот бедер позволяет избежать разящего меча, изменившего угол атаки после легкого удара моего клинка или просто руки.
Время, проведенное с магистром Цветов, стало удивительным периодом исследований как внутреннего, так и внешнего мира. Окружающий меня мир, мои друзья, моя жена, мое будущее дитя – все стали для меня другими, я стал относиться к ним как к чудесам, как будто ни уколы ревности, ни страх, ни импульсивный гнев не могут пробиться сквозь волну стыда, возникающую при одной только мысли о подобных чувствах. И жизненное странствие стало более ярким и легким и вместе с тем более осознанным.
Все это, более широкое видение мира и многогранной вселенной вокруг нас, и есть секрет непоколебимого спокойствия магистра Кейна, его неизменной доброжелательности и скромности. Он пришел к тому, что знает свое место, и это ни в коей мере не унизительно. Нет, далеко не так!
И теперь, вспоминая проведенное с Кейном время и устойчивый эффект наших исследований, я без колебаний могу сказать, что самое важное и ценное, чему я научился, это благодарность.