– Подвахтенным от мест отойти, – шипит динамик. – Первой боевой смене явиться для приёма пищи в кают-компанию.
Саша садится на постели, суёт ноги в тапки.
Она пойдёт обедать со своими – и съест всё до последней крошки, чтоб никто и не подумал, что у неё могла быть истерика.
Так. Тумбочка. Зеркальце.
Волосы пригладить, зачесать ровненько на пробор. Вот так. Всё-таки удобно с короткими.
Глаза, конечно, красные, мда, но у кого здесь не красные глаза? Припухшие веки, красная сеточка сосудов, тёмные круги – полный набор, без этого и подводник не подводник.
Ах да, переодеться. В робе в кают-компанию запрещено, офицеры непременно меняют рабочую одежду на кремовую рубашку с погонами и чёрные брюки. Ей, конечно, такая роскошь не положена, зато она взяла с собой Сашкины выпускные брюки – он давно не носил, а ей пришлись как раз. И рубашку белую купила прямо за день до отлёта из Питера, как знала, что пригодится.
Рубашка тонкая, под неё неплохо бы утяжку… хотя там и утягивать, считай, нечего, да и не будет никто рассматривать впалую грудь гражданского журналиста. Ну, пусть будет – на всякий случай.
Разгладить воротничок, подвернуть рукав. Можно идти.
– Вот давно замечаю: на третью недели автономки, на крайняк на четвёртую в голову лезть начинает всякая муть, – Паша глотнул, опустил стакан на стол. – Честно: пока я думал про Настюху голую на кровати, или про котлетки с петрушкой, которые она мне жарит – всё зашибись было. Ну, хер стоит, как перископ, слюны полон рот, но к этому я ж давно привык. А вчера сменился с вахты, ложусь – и чего-то припоминаю, как мы с ней в банке очередь стояли. Духота, людей полным-полно, а она меня за локоть тискает тихонько. Глаза такие серьёзные-серьёзные, а уголок рта вверх ползёт. Как девчонка, – Паша вздохнул. – Мне сперва смеяться захотелось, а потом я час ворочался, уснуть не мог. И нахрена мне это, а?
Артур был занят, он допивал свою долю компота из единственной оставшейся банки и не собирался отрываться ради того, чтобы ответить. Доктор тоже не торопился, он меланхолично следил, как из банки в его стакан стекают последние капли.
– Не надо было жениться, – наконец обронил он.
– Да ладно, – Артур поставил стакан, навалился локтем на стол. – Всё ж нормально. Не ты первый.
Паша поморщился.
– Да мы ещё попрощались не по-людски. Разругались: я, вроде как, пылесос доломал. Этому пылесосу ещё до развала Союза срок списания пришёл. Ну, Настюха в крик, а я дверью хлобысь – и на корабль.
– Прям шекспировские страсти, – доктор встряхнул пустую банку. – «Много шума из ничего». Боишься, что заявишься после автономки, а тебя из дома выставят?
Артур понизил голос:
– Вместе с пылесосом.
– Да ну вас, – Паша безнадёжно вздохнул. – Я её на пирсе видел. Она на цыпочки вставала, искала меня.
– Тем более, – Артур пожал плечами, – раз провожала – значит, и встречать прибежит. И про косяк твой не вспомнит. Море – оно быстро стирает из памяти всё лишнее.
– Да соскучился он, – доктор хлопнул Пашу по плечу, – вот и пускает сопли. Это нам с тобой, Артур, хорошо, у нас в каждом порту по пять невест.
– И все недорого берут, – фыркнул Паша.
– Да ладно! – доктор изумлённо покачал головой. – Прекрасные девы согревают усталого моряка теплом своих душ и тел совершенно бескорыстно.
– Без-воз-мез-дно! – Артур поднял палец.
– Истину глаголешь. Учись, Пашка!
– Погоди, – Паша повернулся к Артуру, – у тебя же вроде была фея балетная в Мурманске. Ты говорил, у вас с ней всё серьёзно.
– Что за фея балетная? – доктор поднял брови. – Неужто Эля?
– Ну, Эля, – Артур оперся локтем о стол. – А что? Откуда ты её знаешь?
– Да был случай познакомиться, – доктор криво усмехнулся. – У меня дальше конфет-букетов дело не зашло. А вот ребята из турбинной группы к ней косяками ходили, а потом бегали ко мне. Ты бы поаккуратнее. Триппер – штука неопасная, но мороки много.
– Даже так, – протянул Артур, прищурился. Губы, едва сжавшиеся, разъехались в бесшабашной улыбке. – Вот сюрприз так сюрприз!
Паша досадливо покосился на доктора:
– Ты сам бы поаккуратнее с такими новостями. Если Артуру она действительно нравилась…
– Мне? – иронически протянул Артур. – О да, моё сердце разбито и я сейчас начну горько рыдать тебе в рубашку. А точно – она? – он глянул на доктора. – Полякова?
– Да фамилию я и не спрашивал, – он пожал плечами. – Тоненькая такая брюнеточка, волосы до попы. Она ещё «л» почти как «в» выговаривает.
– Подводная уодка, – у Артура вырвался смешок, губы дрогнули, и он вновь растянул их в улыбке. – Гриша, Гриша, дай мне спирту – залить горе, – он запрокинул голову к подволоку, широко развёл руками, – ты разбил мою мечту о лебединой верности!