– Открыть крышку шахты номер пять! – Это командир ракетчиков, обычно говорящий сбивчиво, торопливо, а сейчас каждое слово звенит.
У Саши покалывает кончики пальцев. Вроде бы только что переглядывались, пересмеивались, а сейчас будто сам воздух в центральном сгустился, как перед грозой, и его прорезает только ровное гудение приборов и короткие реплики приказов и ответов.
– Открыта крышка шахты номер пять…
– До старта одна минута!
Саша тихо-тихо делает шаг в сторону, чтобы лучше видеть Кочетова в его кресле. Глаза, лоб, скулы хранят молчание, не выдают ни напряжения, ни тревоги – он словно пассажир в салоне самолёта. Только рот слегка сжат.
– До старта тридцать секунд… двадцать пять… двадцать…
«Так что с этими ракетами? – спрашивал кого-то дядя из соседней комнаты. – Экспериментальная модель? Каковы риски? Мой племянник… да, журналист, очень интересуется… я хотел бы быть уверен…»
– Десять, девять, восемь, семь…
А вот ещё на ум приходит – школа, пустой коридор, братец сипит в шарф:
«Если не сделал домашку, надо скрестить пальцы под партой – тогда точно не вызовут…»
Её вжимает спиной в стену, по ушам шарахает. Лодка взбрыкивает и дрожит, готовая рвануться вверх, но Артур держит её, вливая в стальное нутро балласт, перегоняя его по цистернам.
И опять ровное, спокойное:
– Ракетная шахта номер два к пуску готова.
– Пуск ракеты из шахты номер два разрешаю…
Ракеты уходят одна за другой, чётко, не торопясь. Сначала Саша теряет счёт ракетам, потом – времени. Уже пять часов прошло? Или всего только чуть больше часа? В висках пульсирует, роба липнет к спине. В спине что-то сдвинулось от постоянных рывков.
В который раз – обратный отсчёт, и кто-то произносит едва уловимо, но Саша слышит:
– Последняя…
Так же невозмутимо командует Кочетов, так же спокойно и быстро откликаются подчинённые. В голосе командира ракетчиков всё же прорывается ликование:
– …три, два, один – старт!
И несколько вязких, тягучих секунд – ничего. Застряла? Не вышла из шахты? Будет взрыв?
Лодка вздрагивает, за стенкой грохочет. Кочетов бросает взгляд на монитор и поднимается с кресла. Теперь видно, как липнут ко лбу тёмные волосы, как скулы темнеют малиновыми пятнышками. Кочетов улыбается, рука, сжимающая рукоять «Каштана», не дрожит.
– Товарищи подводники! Поздравляю всех нас с успешным окончанием стрельб. Благодарю экипаж за высокий профессионализм и слаженную работу.
Саша оглядывается, куда бы сесть: ноги сейчас растекутся, как желе. На какой пульт вообще нельзя опираться, а на какой – нельзя, но ничего страшного?
Кочетов, кажется, хочет сказать что-то ещё, снова тянется к «Каштану», а может, Саше только кажется. Прежде, чем он успевает поднять руку, грохот раздаётся совсем близко – выбивая пол из-под ног.
– Первый отсек осмотрен, замечаний нет!
Конечно. Он чувствовал – рвануло ближе к корме. В носовых отсеках всё в порядке.
Будь это и впрямь взрыв торпеды или отделившейся части ракеты, они легко могли получить пробоину или начался бы пожар масштабнее того, что пришлось неделю назад тушить в пятом отсеке. И всплыть так легко не удалось бы. Вряд ли, вряд ли… но всё может быть…
– Восьмой отсек осмотрен, замечаний нет!
Не торпеда. Хорошо.
Самому бы к ракетам, осмотреть хорошенько, убедиться. Но его место в центральном, так велит устав, и с этим ничего не поделаешь.
– Ракетчики, ну что вы медлите, черепашьи дети, – бормочет под нос старпом. Пальцы теребят рукав робы.
– Спокойно, Палыч, спокойно, – негромко произносит Кочетов, и почти в унисон с ним два голоса выпаливают:
– Ракетные шахты проверены, замечаний нет!
– Нашёл, тащ командир! Холодильная установка. Баллон с фреоном рванул.
Кочетов чувствует, как старпом беззвучно выдыхает.
– Повреждения?
– Трюм, конечно, разворотило, – медленно произносит Караян – осматривается, видимо. Приглушённо, сквозь ладонь, заткнувшую динамик, доносится:
– Ребят, течёт где-нибудь? Что там, лужа?
И снова громко, дробно:
– Целостность прочного корпуса не нарушена. Но установка не может работать, на ремонт уйдёт дня три.
– Двадцать четыре часа, – приказывает Кочетов, и командир дивизиона живучести равнодушно отзывается:
– Есть двадцать четыре часа. Разрешите приступать?
– Товарищ командир! – новый голос вклинивается, вибрирует. – Третий отсек осмотрен, в медчасти обнаружен начальник медицинской службы корабля. Лежит на полу неподвижно, под затылком лужа крови.
Блядь. Этого ещё не хватало.
– Фельдшера – в медчасть, – пересохшую гортань колет. Старпом прижимается спиной к пульту, давая кому-то пройти. – Живой хоть? Пульс проверяли?