– С табаком и воздух вкуснее, тащ командир!
– Ну, как знаете, – Кочетов повернулся к Саше. – Всё в порядке у вас? Справляетесь?
– Справляюсь, товарищ командир, – улыбнулась она. – Спасибо, что дали мне возможность… помочь.
– Да вам спасибо, – он пожал плечами. – Фельдшер у нас молодец, но уж больно робок. Если рядом с ним не сидит и не подсказывает начальство, может растеряться. А вы не мой подчинённый, вы и вовсе не обязаны что-то делать для нас. Другое дело, что праздность и скука…
– Самые опасные в автономке вещи, я помню, – Саша засмеялась. – Я не ваш подчинённый, но мне кажется, что вы очень хороший командир. Вы не кричите, не злитесь, спокойно приказываете – и люди всё делают.
Кочетов кивнул. Постоял молча, глядя вместе с ней, как подкатываются под борт лодки горбатые белые гребни, ударяются с тихим вздохом и рассыпаются, уступая место следующим.
– Мой первый командир был именно таким, как вы говорите, – негромко сказал он. – Очень спокойный. Рассудительный. Но и пошутить, посмеяться умел и любил. Я тогда только пришёл из училища штурманёнком. И мне было не тяжело привыкать, я чувствовал, что мне помогут и подскажут, а не будут колоть меня моими ошибками, – Кочетов хмыкнул. – Он ведь и людей таких же подбирал. Знающих, немногословных. Я с тем кораблём сросся мясом, тяжело было уходить. Спускали новую лодку, набирали экипаж. Взяли меня – на ту же должность. Я пошёл к моему командиру: очень хотел остаться. Командир сказал: правильно тебя берут. Лодка нового поколения, мощная, нужно многое осваивать, проверять – выбирают лучших из лучших. Он убедил меня согласиться на перевод. Правильно убедил, конечно.
Кочетов поднял голову, разглядывая небо, придерживая пилотку на затылке.
– Экипаж у нас на новой лодке отличный подобрался. Только одна заноза: командир. Он толковый был, знающий, но вспыхивал как масло в кислороде. Кричал так, что, кажется, переборки звенели. А я был упрямый, – Кочетов усмехнулся, – я и сейчас упрямый. У нас сразу не заладилось. Но переводиться куда-то ещё раз я не хотел, а он не торопился меня выгонять: дело своё я знал.
Волна накатила высоко, ударилась о корпус лодки. Холодные брызги обдали ноги – Кочетов выругался под нос. Саша инстинктивно отступила назад, но снова шагнула к Кочетову.
– Лодки-то были в одной дивизии – прежняя и новая, – Кочетов негромко хмыкнул. – Пошли мы как-то раз всей дивизией на учения. Отстрелялись как полагается, на отлично, всплываем на сеанс связи. Поздравляют нас, приказывают возвращаться в базу. И тут – «СОС» от гражданского корабля. Прогулочный, с пассажирами. Должен был идти у берега, а его далеко в открытое море вынесло. Тонет. Запрашиваем начальство – нам приказывают сохранять строй и возвращаться.
Кочетов прошёлся по палубе, обхватил ладонью запястье за спиной.
– Право было начальство? Конечно. Это дело гражданской спасательной службы, а у нас формально ещё учения не завершились. Но мы-то все знали, что волнение на море усиливается, начинается шторм, что ржавые тазы спасателей в такую погоду в море не выйдут, а вертолёт второй месяц в ремонте. И пока перебросят нормальные корабли, нормальную технику, семьдесят восемь человек пойдут на дно, пуская пузыри.
– И что вы сделали?
– Три лодки выполнили приказ – пошли в базу. А мой командир наорал на штабного связиста, изменил курс, сломал строй и пошёл забирать людей. Мы их всех сняли, никто не погиб.
Кочетов сухо усмехнулся.
– Его полоскали на комиссии. Нарушил приказ. Сорвал учения. Мой первый командир очень чётко и очень обстоятельно доказал, что этого человека нужно понизить в звании и снять с командования, поскольку он не в состоянии принимать взвешенные, обдуманные решения.
– Но он же людей спас, – Сашина ладонь сжалась в кулак.
– Среди этих людей оказалась сестра жены губернатора – это его и спасло. Губернатор по своим каналам вмешался, отстоял. Но на повышение командир так и не пошёл, через пять лет ушёл в отставку капитаном второго ранга. Я служил с ним эти пять лет, провожал его потом на большую землю. Созваниваемся до сих пор, видимся иногда.
– А тот, первый?
– Он сейчас служит в штабе Северного флота. Вице-адмирал. У нас обычно штабных не любят: говоруны… а он – другое дело, он профессионал.
Саша помолчала, переступила с ноги на ногу. Пальцы мёрзли в тапочках.
– Профессионалом можно быть по-разному.
– Конечно.
– А эти ракеты, которыми вы сегодня стреляли – я правильно понял, что ракеты новые, экспериментальные? Был какой-то особый риск?
Кочетов не спешил отвечать, и Саша прочистила горло.
– Понимаю: секретность. Я ничего не хочу выведывать, просто… пытаюсь продумать, как лучше сказать о вас, когда буду писать репортаж.