– Команде объявляю благодарность за чёткие и слаженные действия, – он проходит мимо, и все норовят подойти к нему, что-то сказать. – Механикам осмотреть лодку на предмет неисправностей. Надо разобраться, отчего мы чуть не булькнули на дно.
– Есть осмотреть лодку на предмет неисправностей!
– Ну что, Александр Дмитриевич, – командир поворачивается к нему с улыбкой, до чего же у него хорошая улыбка, – отпустило немного?
– Немного, – Саша старается улыбнуться в ответ, губы дрожат.
– Чтобы меньше бояться, надо понимать, что именно произошло. Вы знаете, Александр Дмитриевич, для чего нужны большие кормовые горизонтальные рули?
Саша пожимает плечами:
– Лодкой… управлять?
– Управлять погружением, – командир кивает, – регулировать глубину, пока мы находимся под водой. К сожалению, иногда рули заклинивает – на погружение или всплытие. На всплытие – не так страшно, опасность заключается в том, что мы можем обнаружить себя перед вероятным противником или даже столкнуться с надводной целью. А нас заклинило на погружение – и мы камнем шли вниз, на дно.
– Мы бы утонули.
Саша почти давится этим словом. Командир слегка качает головой.
– Не успели бы. Под нами километровая глубина. На восьмистах метрах нас просто раздавило бы, смяло, как консервную банку. Но в целом, Александр Дмитриевич, ничего особенного в заклинке рулей на погружение нет. Ситуация давно знакомая и миллион раз отработанная: продуваем нос, даём задний ход на полную, и лодка выпрыгивает наверх кормой вперёд. Единственное условие – всё это нужно сделать быстро. Зазевался – уже не вылезешь.
Она кивает. Командир отступает в сторону, тянется к «Каштану»:
– Отсекам – доложить о пострадавших.
У нескольких – ушибы, царапины, кому-то ящиком прилетело по спине. Командир посылает всех в медчасть.
Саша только сейчас начинает чувствовать, как болит, ноет правое колено. И ладони кровят – не мудрено, она проехалась ими по переборке сверху вниз.
– Вам тоже к врачу, Александр Дмитриевич, – командир приваливается спиной к перегородке. Саша только сейчас замечает широкую лиловую полосу у него на лбу.
– А вы, Роман Кириллович?
Он вяло улыбается:
– И я.
Матросы ползали на корточках, собирали осколки стекла в брезент, вытирали разлившиеся препараты. Старшина Оленев вздыхал, что-то бурча себе под нос, пропихивая тряпку между койкой и холодильной установкой: видимо, ему было жаль медицинского спирта, щедро пролившегося на пол – острый запах до сих пор не выветривался.
От спирта ли, пропитавшего кабинет, или оттого, что тело ещё хорошо помнило, как его с размаху приложило об пол, Гриша чувствовал в ногах какое-то покалывающее тепло и нетвёрдость. Он старался не вставать с кресла, изредка обращаясь к матросам: что вынести, что переставить. Белоглазов, ракетчик, сидел перед ним с закатанным рукавом, и Гриша привычными движениями вынимал из его исполосованной руки мелкие стекляшки, то и дело косясь на обломки ящика у ножки стола.
– Повезло тебе, каплей, крупные сосуды не задеты. Всё по мелочи, за недельку заживёт.
– Ты только осколки все вынь, не забудь ничего, – Белоглазов нервно улыбался уголком рта.
– Не забуду, не забуду.
– А рука скоро отойдёт? Я её ниже локтя вообще не чувствую.
– Вот и наслаждайся, пока не чувствуешь, – буркнул Гриша. – Через часок болеть начнёт, как будто тебе туда опять стекла насыпали. Но ты не ссы, это пройдёт. Хочешь, я тебе таблеточку сразу дам – выпьешь перед сном, чтобы не мучило.
– Ну, давай, что ли.
– Иван Сергеич, – Гриша повернулся к фельдшеру, – анальгину принеси. Да, везучий ты, каплей, – последний осколок тихонько звякнул. – И я тоже везучий. Собирался взять карточки из шкафа – а вставать, подходить к нему так лень, ну вот как будто меня в ватное одеяло и закутали и вылезать из-под него не хочется. Промедлил несколько секунд, начал вставать с кресла и тут – хлобысь! И ящик с полки – вниз, – Гриша слегка пнул обломки. – Если б я к шкафу подошёл, мне бы второй раз голову пробило. Вот так пойдёшь в автономку – идиотом вернёшься.
Белоглазов с философским видом поскрёб щёку ногтем.
– Не были бы мы идиотами, Гриш, разве мы ходили бы в автономку?
Дверь тихонько стукнула, и в проём протиснулось грузное тело замполита – оно висело на плечах у старшины Ляшко, раскрасневшегося, запыхавшегося.
– Товарищ доктор! Товарищ замком просит, чтобы его осмотрели.
– Осмотрите, да, – прошелестел замполит, – я грудью, кажется, ударился…