Саша лежала, свесив локоть, лень было даже пошевелиться и убрать из-под коленки свёрнутую куртку. За стеклом взмывали вверх провода и резко опускались, серые столбы упрямо тянули их к себе. Провода замирали на мгновение и вновь черными черточками упрямо ползли вверх – до следующего столба.
В стекло билась муха, жужжа. Тоже ехала с юга – и не догадывалась своей глупой мушиной головой, что впереди дождик, жёлтые листья, холод, спячка. Солнца не будет, совсем не будет солнца…
– Аль, – сверху свешивается белая голова братца. – Бутерброды ещё остались?
– Вон, в пакете, – она приподнимает руку, показывая на столик.
– Подашь?
– А ты что, нагнуться не можешь?
Братец смотрит так умильно и жалобно, что она всё-таки отрывается спиной от матраца, протягивает ему шуршащий пакет. Заодно бы и попить. Она присасывается губами к горлышку, от сладких пузырьков чешется в горле, в носу.
Братец что-то говорит у себя наверху – она не сразу поднимает голову.
– Эй, слышишь меня? Как думаешь, задачи у нас будут проверять? Я ни одной не сделал.
– Да ну её, эту математику, – Саша ставит бутылку, скрещивает ноги на матраце. – У нас ещё целых два дня каникул. Не хочу ничего слышать про школу.
– Зато придём в класс – загорелые! – он снова свешивается, белые волосы мотаются волной. – Ты сильнее загорела, чем я, – тянет он с досадой.
– Ну я ведь больше плавала.
– Я тоже плавал!
– В бассейне, под крышей, – Саша смеётся. – Там не больно-то загоришь.
– В бассейне дно гладкое. Я на пляже чуть пятку ракушкой не распорол.
– Да чего ты там распорол – даже царапины не осталось, – Саша вздыхает, закидывает руки за голову.
– Я закончу школу, училище – и в море пойду, как дядя. Там не больно-то загоришь. А девчонок в море не берут!
– Пфф, – Саша задирает подбородок, – брали бы – не пошла бы. Болтаться целый год бог знает где, не спать, не есть нормально… И даже не искупаться: начальство не пустит. Я на море летом буду приезжать.
– Ты просто мне завидуешь.
– Тебе? Да ты от волны на четвереньках бежал!
– Сама бежала!
– Я не бежала, я плыла!
– А я…
– Александра Дмитриевна! Александра Дмитриевна!
Саша поворачивается, неохотно открывает глаза. Будто бы всё то же купе, только ночь и горит лампочка, и на верхней полке тихонько сопят.
Она усмехается про себя, медленно садится на постели, спускает ноги.
– Александра Дмитриевна, – шепчет долговязая фигура в матросской форме, – вас вызывают к командиру.
Остатки сна смывает мигом. Она скидывает пижаму, надевает робу и штаны, перекидывает через плечо ремень пэдэашки и мчится по отсекам к двери командирской каюты.
Уже доложили на берег? Что-то решили? Только бы они все не пострадали из-за её дурацкого порыва подменить Сашку.
И Сашка тоже хорош… Но идея-то была её, ему бы такой вынос мозга и в голову не пришёл.
Она стучится в дверь, от волнения гаркает громко, залихватски:
– Разрешите?
– Входите.
Кочетов не один, за столом какой-то парень с прозрачной папкой. Она его видела, конечно, но имя не помнит.
Командир слегка кивает ему, и он придвигает к краю стола несколько печатных листов с мелким текстом.
– Садитесь, Александра Дмитриевна, и поставьте свою подпись внизу каждой страницы.
Она опускается на краешек свободного стула, берёт первый лист, вертит в руках. Слова знакомые, и текст знакомый, но смысл никак не может пробиться в мозг.
– Расписки о допуске к государственной тайне, о неразглашении, – Кочетов, кажется, угадывает её затруднение. – Теперь уж распишитесь сами за себя.
Она берёт с подставки ручку, рисует подписи. Парень забирает бумаги.
Секретчик – кажется, так зовётся его должность, на нём документация.
– Свободны, – говорит ему Кочетов, и тот встаёт с невозмутимым видом:
– До свидания.
Дверь за ним аккуратно прикрывается, и Кочетов поворачивается к Саше.
– Теперь вот что, Александра Дмитриевна. Документы вы, конечно, не брали с собой на борт? Я имею в виду ваши, не вашего брата.
– Вообще-то, взяла, – она стискивает пальцы в замок на колене. – Паспорт. Я его спрятала вместе с… ну, с вещами, которые меня могли бы выдать, но которые мне нужны.
– Вот как? – сосредоточенное лицо Кочетова слегка расслабляется. – Хорошо.
– Я подумала, вдруг меня всё-таки раскроют, – она нервно улыбается, разжимая немеющие пальцы. – Чтобы хоть не пришлось устраивать переполох с… как это называется? С опознанием?