Кочетов слегка пожимает плечами.
– Убедитесь, что паспорт при вас, Александра Дмитриевна, и будьте готовы его показать, если потребуется. Пока – всё. Можете возвращаться в каюту и отдыхать.
– Хорошо, – она встала. – А вы уже сообщали командованию?
– Ещё нет. Сеанс связи с командованием через полчаса. Но ваш дядя, адмирал Станислав Андреевич Вершинин, просил вам передать: по возвращении на берег вас ждёт очень серьёзный разговор.
– Понимаю, – Саша виновато улыбнулась. – Разрешите идти?
– Идите, – Кочетов слабо махнул рукой.
Телефон затренькал на столике, и Вершинин поднял тяжёлую голову, растерянно оглянулся: он сел смотреть футбол, было ещё совсем светло, а теперь сквозь занавески почти не пробивается солнце. И на экране вместо футболистов какая-то девица в блёстках извивается.
Он потёр ноющий затылок, потянулся за неумолкающим телефоном.
– Слушаю. Да, Антоныч, конечно… Дата старая, майская? Конечно. А куда деваться? Да, да, как с подводной лодки, – он вымученно усмехнулся. – Я не удивлён. Скорее, странно, что так поздно выяснили. Именно. Спасибо, выручил. За мной должок. Ну, это когда было, ещё на Севере… Ага, судьба, наверное – друг другу задницу прикрывать. Ладно, давай. Звони, если что.
В прихожей уже поворачивался ключ – Сашка вернулся. Вершинин положил телефон на подушку, прикрыл глаза.
Надо бы что-нибудь от головы выпить.
– Дядь Слав? – лёгкие пружинистые шаги. – Ты чего в темноте сидишь?
– Спал я, – он открыл глаза, недовольно поморгал. – С вами же, долбодятлами, только во сне волноваться перестаёшь.
– Дядь Слав, – Сашка обиженно вздохнул.
– Ладно, ладно, – Вершинин покрутил головой, разминая шею, – включай свет. Поздравляю тебя, Шарик: сестру твою всё-таки раскрыли.
Выключатель щёлкнул. Сашка смотрел испуганно, пальцы стиснули ремень сумки:
– И что теперь?
– А ничего, – Вершинин потянулся так, что в плече хрустнуло. – Нашёлся для вас второй приказ: в связи с твоим слабым состоянием здоровья – психического, я бы добавил – и тем, что подводная лодка уже готова к приёму гражданского специалиста, заменить тебя Вершининой Александрой Дмитриевной, студенткой медицинской академии, которая будет собирать на лодке данные по теме своего научного исследования – баротравмам. Удачное совпадение, не так ли? Пришлось бы поломать голову, если бы она занималась каким-нибудь пульпитом или мастопатией.
Сашкины плечи заметно расслабились под кожаной курткой.
– То есть в тюрьму нас не посадят?
– Я бы вас своими руками утопил, не то что в тюрьму, – Вершинин поморщился. – Но куда ж деваться. Будете жить-поживать и, может, наконец научитесь делать так, как вам говорят. Альке, в конце концов, тоже не повредит засунуть своё «хочу» куда подальше – на лодке этому быстро учат.
Встав, Вершинин наконец взял пульт, выключил мельтешащую картинку.
Молодец Кочетов, не стал поднимать шум, сразу с ним связался. Конечно, если бы не Антоныч, уже вовсю бы пахло жареным, в одиночку тут не справишься. Хорошо, что второй приказ подготовили заранее. А теперь – мало ли, почему его в своё время не довели до командования флотилии? Это косяк самого командования, и оно постарается его замолчать.
– Ну, а ты как, боец медицинского фронта? – Вершинин вышел в коридор. За приоткрытой дверью ванной Сашка запихивал в машинку грязную потную зелёную форму.
– Да никак, – буркнул он, – спина разламывается. Восемь часов в процедурной. Дядь, ну какой из меня санитар, а? Давай я уволюсь, лучше уж устроюсь в макдак, если тебе так надо, чтобы я работал.
– Мне надо, чтобы ты написал дипломный репортаж, – Вершинин зашёл на кухню, глотнул компота прямо из банки. – О ежедневном подвиге людей рядом с тобой. Не захотел на лодку – пиши о больнице, погружайся, так сказать в атмосферу.
Утерев рот ладонью, он удовлетворённо крякнул:
– И потом, ты же сам хотел поменяться с Алькой? Вот и наслаждайся: она в море, а ты…
– Я в дерьме, – буркнул Сашка, запуская машинку.
Вершинин тактично сделал вид, что не услышал.
Пол под ногами дыбился, вновь опускался, и Илья уже чувствовал, как липнет к спине под робой майка. К горлу раз за разом подкатывал ком.
В центральном было легче. Боцман твердил, что там меньше всего качает – хотя, возможно, причина заключалась в другом: в центральном у тебя всегда было дел по горло и ты был на виду у командира, у старпома, у вахтенных. Тут уж не до качки – слушай эфир, записывай, докладывай. А теперь вот, после сеанса связи, напряжение отпускало – и накатывала дурнота.