– Курс сорок пять, скорость пять узлов.
Откинувшись на спинку кресла, он поводит плечами, пытаясь расслабить ноющую спину.
– Акустик, осмотреть горизонт.
Вдруг в последний момент откуда ни возьмись появится полынья и не придётся подставлять под лёд собственные головы?
Смешно, да.
Выдвинув ящик стола, Гриша взял в руку пухлый томик в мягкой чёрной обложке, отложил, потянулся за вторым. Он не мог припомнить, на каком детективе он остановился: «Выстрел для любовницы» или «Стриптиз для киллера». Кажется, там было что-то с наркотиками… и кого-то подставили, посадили в тюрьму, и опер пытался выбить признание, а ещё была красивая и стервозная баба… проще сказать, где всего этого не было.
– Знаешь, что тяжелее всего в автономке? – он повернулся к фельшеру Серёге, играющемуся в телефоне. – На третий месяц Агата Кристи и Конан Дойль уже прочитаны, и даже Маринину с Незнанским ты кое-как пролистал под котлеты и компот. Остаётся только вот это, – он бросил на стол «Стриптиз для киллера», и желтоватые страницы раскрылись веером. Фельдшер оторвался от телефона, повернул голову:
– О, я, кажется, читал. Там в конце он получит нефтяную компанию и трахнет следачку.
Гриша вздохнул.
– Знаешь, мне даже сердиться неохота за то, что ты слил мне концовку.
– А вы возьмите у замполита ещё каких-нибудь книжек. Ну, раз детективы закончились.
– Да к детективам я как-то привык… – Гриша пожал плечами. – Каждый раз вроде ничего не понятно, а с другой стороны, сразу всё ясно: есть убийца, есть сыщик, и в конце вроде как всё раскроется. Ладно, – он снова вздохнул, – пока всплываем, всё равно нельзя покидать боевой пост. Может, в картишки? Или лучше делом займёмся, – он выдвинул верхний ящик, с бумагами. – У нас до сих пор нет в компьютере медкарт матросов.
– Виноват, тащ док, – фельдшер встрепенулся. – Я собирался их перебить, но то комп подвисал, то люди приходили на осмотр…
– Погоди, – Гриша подпер щёку ладонью. – Откуда такая инициативность?
Фельдшер растерянно покосился на него:
– Виноват?
– С чего ты вообще решил их перепечатывать? Я пока тебе и не давал такого распоряжения.
– Да как же не давали, – фельдшер озадаченно покрутил головой, – ещё в начале недели, во вторник, кажется – мы шли из кают-компании, и вы сказали, мол, хорош хуи пинать, Серёга, карточками пора заняться…
Гриша нахмурился:
– Ты хочешь сказать, у меня что-то с памятью? Как же я мог тебе об этом говорить во вторник, если я сам про них вспомнил только тогда, когда Вершинина попросила скопировать ей файлы на дискету?
Фельдшер пожевал губами.
– Не могу знать, тащ док.
– Может, тебе это приснилось?
– Может, и приснилось, – покладисто отозвался парень. – У меня уже несколько раз так было: что-то происходит, я с кем-то говорю, а потом оказывается, это был сон. А раз вышло наоборот: тащ старпом попросил накапать ему корвалола, а я потом просыпаюсь за столом – задремал, думаю, привиделось. Пяти минут не прошло, возвращается старпом. Ну, говорит, и где мой корвалол, ты совсем, что ли, страх потерял?
Гриша хмыкнул.
– Говорю же, автономка. Как же тут не запутаться, если вчера было как сегодня, а завтра – то же самое?
Помолчав, он щёлкнул пальцами.
– Ничего. Сейчас всплывём – и на льдину. Вот ты был раньше на полюсе?
– Два раза.
– Ишь ты. А я не был. В любом случае, – он откинулся на спинку кресла, – пройдёмся, косточки разомнём, подышим воздухом с нормальным процентом кислорода. Тогда и сны перестанут путаться с явью. Верно я говорю?
Сквозь прорезиненные подошвы тапочек Саша чувствовала, как едва ощутимо подрагивает пол. Дрожь расползалась по стене, о которую опиралось Сашино плечо, и неуклонно вливалась в тело.
Поначалу было не так, первые минут сорок Саша вообще не замечала всплытия. Только стрелка глубинометра лениво ползла вверх по дуге – почти так же медленно, как минутная стрелка на часах. Саша выводила каракули в блокноте – мало-помалу они превращались в горбатые силуэты лодок, птиц, в тёмные завитки волос. Вслушивалась в дробь спокойных чётких команд, рассматривала лицо командира – отстранённо-цепкий взгляд, плавная линия рта, чёрточки морщин на лбу.
Артур сидел дальше от неё, за пультом, но когда старпом поворачивался в кресле боком, в её поле зрения попадали смуглые ладони с длинными крепкими пальцами, она могла увидеть скупые движения рук. Артур что-то нажимал на пульте, и стрелка глубинометра то замирала, то шла вверх быстрее.
Он ни разу не повернулся в её сторону, и ей трудно было разглядеть выражение лица. Только острый профиль и растрёпанный чуб, сползающий на лоб. Она снова опускала взгляд – мигающая лампочка, проворные пальцы с коротко обрезанными ногтями, кнопка, щелчок, перевитое тёмными венами запястье в распахнутом, неловко завернувшемся рукаве.