Широкая спина старпома снова закрывала пульт механиков, и Саша возвращалась к своему блокноту.
Но вот сейчас уже и рисовать становится трудно: карандаш дрожит вместе с лодкой, мягкий штрих норовит сорваться в испуганный зигзаг. Команды по-прежнему звучат размеренно, никто не суетится, ни в ком не видно тревоги. Значит ли это, что всё в порядке?
Она осторожно вертит головой, проводит ладонью от затылка вниз, разминая занемевшую шею. Замполит поглядывает на неё добродушно, кажется, вот-вот улыбнётся, и тугой узел у Саши в горле понемногу распускается.
– Принимать с двух бортов!
Под лопатками снова сжимает: эту команду она раньше не слышала. Что-то не так?
– Есть принимать с двух бортов, – безмятежный голос Артура. Лодка дрожит всё сильнее, стена бьётся Саше в плечо, и Саша отодвигается, складывает руки под грудью. Жаль, сесть некуда, все, кто сидят – на боевых постах.
– Приготовиться к ускоренному приёму!
– Готов.
– Принимать ускоренно с обоих бортов!
Командир не успевает договорить, как лодку дёргает, бросает, и Саша снова стукается плечом о стену – гораздо больнее, перед глазами темнеет, а из горла само собой вырывается сдавленное шипение. Но уже всё. Лодка замирает. Она как будто затаила дыхание – то ли опять рванётся вверх, то ли её потащит вниз, ко дну.
– Четыре насоса за борт! Две тонны в нос!
Лодку снова пробирает и отпускает дрожь. Или это дрожат её, Сашины коленки.
– Ждём, – роняет Кочетов.
Стрелка подрагивает на делении двадцать пять метров, не сдвигаясь. Кто-то тихо выдыхает.
– Открыть кормовую ЦГБ.
– Есть открыть кормовую ЦГБ!
Стрелка медленно сдвигается вверх. Пол под ногами снова вибрирует.
Саша проводит ладонью по лбу, стирая влагу.
Если бы она всё-таки пошла к себе в каюту и легла, было бы ей спокойнее? Или она бы извелась, измучилась от неизвестности? Конечно, она и здесь не понимает, что они делают, но можно просто слушать перекличку голосов, всматриваться в движения рук. От этого становится немного легче, как будто ты маленькая и лежишь на кушетке, застеленной клеёнкой, облепленная холодными железными датчиками, а приборы попискивают, мигают, и ты пытаешься скосить глаза на экран, где всё мигает и ничего не понятно – но за столом перед экраном сидит большой человек в белом халате, и ты веришь, что сейчас он щёлкнет кнопкой, повернётся к тебе и кивнёт: «Всё хорошо».
Ноги устали. Ноют от коленей до щиколоток, пятки покалывает мурашками. Ещё немного, и она, наверное, сползёт прямо на пол. Если она никому не будет мешать – какая разница?
– Тащ командир, лодка больше не всплывает.
– Принято. Акустик, – Кочетов говорит в «Каштан», но инстинктивно поворачивается в сторону рубки, – толщина льда?
– Двадцать два сантиметра, тащ командир.
Кочетов кивает.
– Приготовиться дуть среднюю.
– Есть приготовиться дуть среднюю, – отзывается Артур, пальцы легко ложатся поверх кнопок, готовые надавить.
Балласт из средней группы цистерн продувается последним. Значит, всё, остался один рывок вверх. Сейчас будут ломать лёд – или лёд будет ломать лодку.
– Продуть среднюю!
– Есть продуть среднюю!
Глубокий, утробный выдох где-то под полом, в трюмах – и вверх, вверх, не останавливаясь, и треск – тонкий и сухой, а потом сильнее, сильнее, и тяжёлыми дробинами над головой – грух, тух, тух! – выламывает, выкручивает вместе с твоими собственными позвонками – подскакиваешь, стукаются зубы – и плеск.
И всё.
Над головой всё цело. И под ногами.
Командир тяжело заваливается спиной в кресло и ударяет ладонью о ладонь.
– Молодцы, – едва размыкает губы, но голос всё так же хорошо слышно.
Рядом кто-то смеётся, кто-то матерится сквозь зубы – неужели замполит?
Дима-Веснушка трёт ладонями покрасневшие щёки. Артур за своим пультом запрокинул голову к подволоку – на шее резко обозначился кадык, за ворот скатывается прозрачная струйка.
– Отбой боевой тревоги, – командир выпрямляется в кресле, – от мест по всплытию отойти. Свободным от вахты разрешаю выход наверх… только учтите, что вахта сменится через пятнадцать минут.
Старпом энергично кивает:
– Надо посмотреть, как лодка снаружи. Помять мы вроде ничего не должны, но бережёного бог бережёт.
На воздух, наконец-то! Саша делает шаг, другой к выходу и останавливается, виновато поворачивается к командирскому креслу, из которого неловко выбирается Кочетов.