– Извините, товарищ командир, – она смущённо улыбается. – У меня с собой только осенняя куртка – я подумала, может…
– Возьмёте пальто у любого из вахтенных. Дмитрий Алексеевич, – он поворачивается к худенькому Веснушке, – вам заступать. По комплекции вы всё-таки ближе к Александре Дмитриевне, чем я или наш боцман.
– Она и в моём пальто всё равно утонет, – Веснушка машет рукой, поворачивается к Саше. – Четырнадцатая каюта, слева в шкафу. Или хочешь – я сам тебе покажу. Пошли.
Благодарно кивнув командиру, она идёт к выходу следом за Веснушкой. Оборачивается – Артур вылезает из-за пульта, согнувшись, энергично растирая бедро.
Нога затекла? Или судороги?
Ладно. От ходьбы, от движений ему наверняка станет легче.
Снежок похрустывает под сапогами, щёки щиплет. Ветра нет совсем, и флаг, вместо того, чтобы гордо развеваться, лениво свисает вниз.
Пашка проверяет ещё раз, крепко ли вбили флагшток.
– Не боись, не свалится, – Артур усмехается. – До завтра уж наверняка простоит.
– Интересно, на фотках его хоть видно?
Артур пожимает плечами. По-хорошему, в кадр должны были влезть и они все, и флаг, и лодка… ну, хотя бы её рубка. А на деле давно известно, откуда руки растут у матросов – хорошо ещё хоть замполитовский фотоаппарат не ухнули в полынью.
За плечом смеются, Лёха встряхивает в руках Димино пальто – пуговицы блестят на солнце так, что глаза слезятся.
– Да чего ты будешь бегать опять на лодку переодеваться? Хочешь, прям на куртку надевай, она у тебя всё равно как рубашка. И глотни сразу – вон, у Гриши есть.
Артур оборачивается, глядит, как на Сашку накидывают длинное, широкое черное пальто. Его пришлось снять, когда делали общую фотографию: гражданский должен быть в гражданском – и нет, Александра Дмитриевна, не прячьтесь в третьем ряду, говорил командир. Вас – поближе, рядом со старпомом.
Тоненькая фигура Сашки проваливается в пальто, как в сугроб. Длинные белые пальцы осторожно обводят звёзды на погоне. Светлые волосы стелятся поверх ворота, в солнечном свете отливают золотом.
– У тебя волосы отросли, – говорит Артур. Она поворачивается к нему, застёгивая пуговицу на груди. Руки болтаются в рукавах.
– Отросли, да. Я обычно ношу длинные.
Понятно.
Он не замечает, что переминается с ноги на ногу – соображает, когда слышит хруст снега.
Она-то чего молчит? Стоит и молчит.
Подходит чуть-чуть ближе. Щёки разрумянились, кончик носа тоже покраснел.
– Не холодно без шапки? – вырывается у него. Он мог бы отдать свою, всё равно сейчас никому нет дела, по уставу ты одет или нет.
Она рассеянно дотрагивается до виска:
– Не очень. А знаешь, почему лучше ходить без шапки? – наклоняется поправить голенище сапога – тоже не по размеру, но хорошо хоть такие нашлись у интенданта. Он не успевает спросить, почему: шапка слетает у него с головы, снежные брызги сыплются на веки, на нос, на щёки.
Ах так!.. Да я тебя!.. Сама напросилась.
Сашку обдаёт очередью снежков, белый вихрь сыплется за ворот, в рукава. Он не промахивается, и он быстрее её, и сапоги на нём не вдвое больше, чем надо. Она кое-как пытается отстреливаться, но достать его получается плохо – и она больше не уворачивается. Стоит, тяжело дыша, грудь ходит ходуном, и, когда он подходит ближе, она с пронзительным боевым кличем прыгает к нему, сцепляет руки у него на шее. Пальцы в мокрой перчатке старательно пропихивают снежок ему за шиворот.
Ну нет уж. Он хватает её за плечо, за талию – может, он в самом деле поскользнулся? – и неловко падает в сугроб, утягивая её вниз своим весом.
Под ним – Сашкины бёдра, живот, грудь в складках плотной ткани. Распахнутые сине-серые глаза смотрят снизу вверх. Брови, ресницы обсыпаны снежной пылью, и щёки тоже в снегу, и кусочек шеи под шарфом. И надо вставать, не хватало ещё Сашке простудиться.
Вот только…
Розовый рот приоткрывается – может, просто в попытке глотнуть побольше воздуха. Трещинка в уголке – маленькая, поджившая. Малиновый кончик языка.
Он машинально наклоняет голову, остаются какие-то миллиметры, но ведь здесь нельзя, не получится, здесь, как только он коснётся…
– А теперь, уважаемые телезрители, вы можете увидеть брачные игры тюленей!
Блядь.
Что и требовалось доказать.
Он рывком приподнимается на локтях, смотрит на Гришу. Тот на всякий случай отступает назад.
– Слушай меня, Николай Дроздов, – Артур встаёт на ноги, машинально протягивает руку Саше, торопливо отряхивающейся. – Ещё раз так подойдёшь, и следующим полярным зверем, которого ты увидишь, будет песец.
– Да ладно, не заводись, – ещё и ржёт. – Я чего спросить хотел: мы с Лёхой и Ильёй собрались пройтись. Тут в паре километров «Александр Невский» всплывал пять лет назад. Думаем глянуть, может, осталось что – флаг, там, или письмо от команды.