Глаза Артура чуть прищурились. Он кивнул не сразу – вяло, через силу.
Вершинина привстала, потянулась к «Каштану».
– Вершинина – центральному. Анафилаксия, нарушена проходимость дыхательных путей. Готовьте процедурную, будем интубировать трахею.
– Есть готовить процедурную, – отозвался старпом. – Кают-компания подойдёт? Мы сдвинем столы.
– Хорошо, – она отпустила рукоятку переговорного устройства, повернулась к Серёге:
– Включи в кают-компании кварцевую лампу. Подготовь инструменты, проверь ларингоскоп и дыхательный мешок.
– Есть!
Задержав руку, Серёга аккуратно вынул иглу, сунул в мусорный пакет шприц, разбитую ампулу. Стекло противно звякнуло.
Он вышел.
Вершинина повернулась к Паше – белая, как бинт.
– Артура нужно отвести в кают-компанию.
Паша потянулся к рукоятке:
– Двоих трюмных в четырнадцатую!
Закинул себе на плечо руку Артура, потянул его наверх. Хоть из каюты пока вывести.
«Каштан» снова зашипел:
– Врач будет на борту в течение получаса.
– Как только появится – в кают-компанию.
Вершинина вышла из каюты, аккуратно придержала Паше дверь. Матросы Кряква и Данилов уже шагали по коридору – при виде бессознательной тушки их командира дивизиона на лицах начал расползаться страх.
– Ведите. Осторожнее, чтобы он не ударился головой, – велела Вершинина и пошла к переборочному люку.
Артур лежит на столе с запрокинутой головой, подставив беззащитное горло. Хрипит. В чёрном квадратике прыгают цифры пульса – сто двадцать три, сто двадцать, сто двадцать пять.
Веки вздрагивают – опухшие, тёмно-розовые. Ноздри раздулись, в уголке рта влажно блестит слюна.
Нужна преоксигенация. Нужно нормальное обезболивание. На всё это уйдут лишние минуты, которых у неё, возможно, нет.
– Ларингоскоп.
Рукоять ложится ей в ладонь. Четвёртый размер клинка, должен подойти. У Артура длинная шея, прямой клинок подошёл бы больше… хотя изогнутым легче удерживать язык.
Вставить клинок – вот так, как показывал Долинский в больнице. Как она вставляла в рот манекену на зачёте. Нет, не давить на челюсть, ни в коем случае – можно повредить зубы, и будет Артур ходить с щербатым ртом. Вот сюда, в ямочку валлекулы… да, вот это, узкое, багровое – голосовая щель.
– Трубку.
Сюда, между голосовых связок… теперь надо вынуть из трубки жёсткий каркас, чтобы она стала гибкой и прошла глубже. Сергей вытаскивает его – как-то слишком резко.
Хорошо, что она всё-таки брызнула Артуру в горло лидокаина. Он сейчас практически без сознания, он не должен чётко ощущать боль, но чувствовать, как тебе раздирают глотку – тяжко.
Сколько же слюны.
Ниже трубку, ниже, за голосовую щель. Восемнадцать сантиметров… ещё хотя бы парочку. Давай же, пропихивайся!
Аккуратнее, аккуратнее, нежнее.
Такие вещи делает анестезиолог-реаниматолог. После практики, после интернатуры, а не с четырьмя курсами и заброшенной учёбой…
Рассуждать – потом, сейчас – раздуть манжету.
Да, Серёжа, давай сюда дыхательный мешок. Прикрепить к манжете – и нажимать с силой, размеренно, как учили.
Раз. Два. Вдох. Выдох.
Грудная клетка Артура приподнимается и опускается в такт нажатиям.
Хорошо. Теперь зафиксировать трубку. Отёк уже потихоньку спадает, и, когда Артур сможет нормально дышать сам…
Ах ты ж господи, чуть не забыла.
– Продолжай, – она сует Сергею дыхательный мешок, берёт стетоскоп. Прижимает круглый диск к груди в густых чёрных волосках. Наверное, они мягкие на ощупь – через перчатки не почувствуешь.
Ну разумеется, справа дует сильнее.
– Сергей, поправь трубку. Чуть левее. Ниже. Ага, вот так. Фиксируй.
Она забирает у него дыхательный мешок, сжимает и разжимает пальцы, пока Сергей отрывает белую полоску пластыря, обклеивает трубку, оборачивает скулы и подбородок Артура. Сбоку он аккуратно затягивает узелок.
Вдох. Выдох. Следить за дыханием и пульсом. Вдох. Выдох. Отёк совершенно точно спадает, ей не показалось.
– У нас есть супрастин для инъекций?
Сергей отзывается не сразу.
– Только димедрол.
– Сойдёт. Сделай укол, один миллиграмм.
Маска липнет к щекам. Рубашку и халат можно выжимать.
Слабый стон со стола. Она каменеет, пальцы немеют, но продолжают сжиматься и разжиматься.
Тихо, тихо, всё пройдёт. Всё будет хорошо. Обещаю.
Хорошо бы вколоть раствор эуфиллина, было бы легче дышать. Ничего. Обойдёмся тем, что есть.
– Можешь экстубировать, – негромкий голос за плечом. – Видишь, он уже дышит сам.
Она оборачивается, смотрит на Гришу в халате. Белая полоска лица между маской и шапочкой, спокойные внимательные глаза.