Выбрать главу

- Да чтобы Служба Безопасности, сильнейшая в мире Организация, испугалась каких-то там сект?

- Уже, Дмитрий. Уже испугалась, или напомнить какой переполох устроили «Иллюзионисты»? Воронов старший только в первый год работы завербовал более ста тысяч адептов.

- Сто тысяч в третьем мире, - поправил Нагуров, – и около полумиллиона, если речь идет о всем Шестимирье.

- Спасибо, Александр. Полмиллиона верных последователей без широкой рекламной компании в сети. Представляешь, что будет твориться, когда общество узнает о существовании тонких миров, и о неведомых тварях?

На счет Леженца не уверен, но лично я представлял это прекрасно, исходя из собственного опыта. Когда четкая и ясная картина восьмидесятых пошла трещинами, когда привычная идеология ушла в прошлое, образовалась дыра. И в эту зияющую пустоту хлынула нечисть: НЛО, барабашки, экстрасенсы, вещающие в прайм-тайм с телеэкранов. Мы сами с пацанами ходили в ДК имени Ильича, пели и танцевали, славили непонятного бога, а все потому что конфетками угощали нахаляву.

Бабушки, еще вчера крестившиеся на купола православных храмов, пели Аллилуйя новым пророкам, вещавшим со сцены в костюмах и галстуках. Слушали заграничных проповедников на фоне красного флага, а бюст вождя революции созерцал все это бесчинство со стороны. Всей страной ставили трехлитровые банки под экраны телевизоров, в надежде, что рассосутся старые болячки. Поверили в заговоры и проклятья, ведьм и колдунов – всех тех, о ком раньше принято было молчать, или над чем смеялись, называя одним словом – мракобесье.

Мир, такой ясный и понятный, в одночасье может сойти с ума… слишком быстро. Стоит лишь подтолкнуть в нужном направлении и уже завтра появятся маги, взывающие к Тварям из небытия, что наделяют людей доселе невидимой силой. Появятся многочисленные шарлатаны и мошенники, гуру и проповедники, а опаснее всего будут те, кто подсуетится. Кто напишет книгу с новым Учением и создаст Церковь с филиалами по всему Шестимирью.

Новая религия это не только деньги, это в первую очередь власть… власть, которой вряд ли захотят делится действующие политики. Поэтому ящик Пандоры будут держать на замке, а все что с ним связано либо ликвидируют, либо отправят куда подальше, в тот же самый сто двадцать восьмой мир, который закрытый, и куда нет доступа Конкасан.

- Люди не дураки, они сами во всем разберутся! И чего боятся Организации, у нее знаете какой авторитет, - кипятился Леженец.

Никто его не поддержал, даже флегматичный Нагуров, обыкновенно отстаивающий официальную позицию власти. И тогда слово взял Авосян, до сей поры молчавший.

- Моя бабушка, - сказал он, - любила ходить на весенние ярмарки, где народа разного толпы. И встретился ей там безумец из числа местных дурачков, вечно шляющихся в обносках. Сказал, что дети ее прокляты и ждет их верная смерть, если не отрубит себе мизинец и не закопает под старой вишней в саду, которая не цветет третий год. Как вы думаете, что она сделала?

Все замолчали, даже разволновавшийся Леженец.

- После она доказывала нам, что это правда, и что спасла жизнь своим детям. Иначе почему на четвертую весну вишня зацвела?

Собрание продолжалось долгих три часа. За все это время собравшиеся так не смогли прийти к единому мнению: что делать и как дальше быть. В воздухе буквально витала мысль о том, что это последнее собрание группы в полном составе. Следующее пройдет без Воронова, а может и вовсе не состояться.

Каких-то пару лет назад я мечтал свалить с концами из негостеприимного иномирья, а теперь даже не знаю… привык что ли. И пускай хоть сто раз на дню дразнят дикой обезьянкой, мне здесь нравится. Нравится жить в небольшом, но уютном мотеле, что окружен стройными соснами. Нравится вдыхать по утрам густой хвойный запах и слушать вечное «угу» неугомонного филина. Спорить с дотошной хозяйкой о прелестях семейной жизни, а вечерами болтать с Авосяном, потягивая свежесваренное кофе на балконе. Если особенно морозно, то сидеть в холле первого этажа, куда непременно заявится Нагуров со свежими новостями из мира науки или Леженец с не менее свежими сплетнями о мире женщин.

Обожал вечера, когда народ был свободен и можно было перекинуться в карты, болтая о всяких пустяках. Когда приходившая в гости Альсон включала строгую начальницу и читала нотации, а спустя пять минут хохотала от щекотки. Называла дураком и начинала теребить короткий ежик волос на макушке, разумеется, если доставала.

Любил, когда в кабинете под номером 353 начинала напевать зеленоглазая Митчелл, тихонечко так и красиво, словно мама-кошка, мурлыкающая колыбельную котятам. И тогда Борко переставал шуршать бумагами, а Мо забывал ворчать и портить воздух.